Выбрать главу

157

Эф третий открыл дверь и вошел.

Трое сидели за столом на стульях с красными спинками и пили кофе с пирожными.

«Смерти все-таки нет», — с облегчением подумал третий.

Подойдя к столу, он вынул из пояса халата свой шестигранный кубик и бросил на лаковую поверхность. Выпало три очка.

— Зачем это? — спросил Бе пятый.

— Не знаю, — сказал третий, — мне кажется, я приходил уже сюда вот так же, и вы трое сидели здесь, я подошел, бросил кубик, выпало три очка… или этого не было?

— Думаю, что тебе это только кажется, — сказал человек Ю и улыбнулся.

Улыбка его была чистая, без черного зуба во рту.

— А ты что думаешь? — спросил третий у Му второго.

— Это, наверное, были не мы, — сказал второй, у него тоже не было черного зуба.

Зуб оказался у пятого.

— Поздравляю с приобретением, — сказал ему третий.

— Это вкусно. — Пятый взял с блюдца корзиночку с кремом.

— Почему не садишься? — спросил человек Ю.

— Подвинься, — попросил его третий. Он поставил свое кресло между Му вторым и человеком Ю, и человек не возражал.

«Все хорошо, — подумал третий, — почти все».

Человек посмотрел: — Кажется, у тебя моя родинка около уха.

— Надо сравнить наши приметные знаки. — Третий положил руку ему на колено.

— Обязательно. — Человек улыбнулся. — Для этого будет время, но сперва расскажи, что ты видел. Я чувствую, что у тебя есть о чем рассказать.

— А поесть здесь найдется чего-нибудь реального? — Третий оглядел стол и окрестности.

— Посмотрим. — Пятый поднялся со своего места, подошел к стене. Открыл незаметную до сих пор дверцу — что-то там было устроено вроде шкафчика — и вернулся, держа в одной руке кувшин, а в другой — блюдо.

На блюде было копченое мясо, нарезанное толстыми кусками, сыр, зелень.

— Вино здешнее раз от разу все лучше, — заметил пятый, — а сыр такой, какого, я думаю, не найти и на воле, то есть там, — поспешил он поправиться, — во внешнем мире. Слава, короче говоря, лабардану.

Третий поперхнулся куском.

— Ты, кажется, говорил, что лабардан постепенно принимает человеческий облик?

— Я только-только начинал думать об этом.

— Но ты видел его похожим на человека?

— Да, он был почти как человек, но лица я не разглядел.

— Я тоже его видел, — сказал второй, — только со спины. Со спины он действительно почти как человек, только с горбом за плечами.

— А теперь послушайте, что видел я. — И третий рассказал, не скрывая подробностей.

— В одной реальности он откармливает нас деликатесами, — подытожил он, — а в другой питается нашей кровью в прямом или в переносном смысле.

— Это ужасно, — проговорил пятый, бледнея, — в глубине своей это ужасно. Я ведь думал, что мир в целом устроен разумно. И если мы не можем найти выход из лабиринта, то можно подождать, и, в конце концов, он сам откроется. А теперь оказывается, что мы в плену у чудовища. Оно ведь нас отсюда никогда не выпустит.

— Да, — усмехнулся второй, — чего доброго можно ожидать от верблюда с рогами.

— Может быть, тут какая-то вкралась ошибка. — В голосе пятого появилась надежда. — Ты точно уверен, что тебе это не померещилось? — обратился он к третьему.

— Я и в этом куске мяса не уверен, и в бокале вина с его тонкой ножкой — кстати, эта штука действительно называется «бокал»? — Третий приподнял то, что у него было в руке, и посмотрел на просвет стекла.

— Нет, не могу представить, — сокрушался пятый, — чтобы тот, кто придумал этот фонтан, и разноцветные камни, и рисунки на стенах, и бокалы, и мягкие стулья, все эти вещи для нашего удобства, и мясо, и сыр, и это вино, — чтобы он, который это придумал, был одновременно чудовищем, которое упивается кровью.

— Ну, — возразил третий, — не буду утверждать, что он реально пил эту кровь.

— Ты противоречишь своим собственным словам. — Человек Ю повернулся к пятому. — Тем, которые произносил раньше, и которые звучали разумнее теперешних. Приписывать лабардану возможность осуществлять какие-то сознательные намерения — это примерно как считать, что мы можем отвечать за содержание наших снов. А среди них, между прочим, могут быть и кошмарные, которым мы вовсе не рады. Кстати сказать, у меня есть ощущение, что мы в этой истории недооцениваем свои собственные возможности.

— И кому я тогда должен сказать спасибо за вино и сыр? — спросил пятый.