Впервые покинув Кубу, Лурдес не знала, как долго они проживут в Америке. Она должна была встретиться с Руфино в Майами, где обосновалось его семейство. Впопыхах она упаковала только хлысты для верховой езды, свою подвенечную вуаль, акварельный пейзаж и корм для птиц в бумажном пакете.
В аэропорту Майами от нее убежала Пилар. Ее пышное платьице качалось в толпе, как колокольчик. Лурдес слышала, как имя дочери объявляют по радио. Когда она увидела Пилар, сидевшую на коленях какого-то пилота и сосавшую леденец, она не смогла произнести ни слова. Не было у нее слов и для того, чтобы поблагодарить американца в униформе, который проводил их до выхода.
Спустя несколько дней они покинули Майами в подержанном «шевроле». Лурдес не могла оставаться с семейством Руфино, где велись бесконечные разговоры о потерянном богатстве или о конкуренции на поденную работу.
– Я хочу туда, где холодно, – сказала Лурдес. И они поехали.
– Еще холоднее, – сказала она, когда они миновали солончаки Джорджии, как будто это слово было заклинанием, которое вело их на север.
– Еще, – сказала она, когда они проезжали мимо увядших полей зимней Каролины. – Холоднее, – снова повторила она в Вашингтоне, несмотря на полные обещания бутоны вишен и белокаменные монументы, притягивающие зимний свет.
– Вот теперь достаточно холодно, – объявила она наконец, когда они достигли Нью-Йорка.
Всего за два месяца до этого Лурдес, ожидавшая второго ребенка, еще была на Кубе. Она скакала галопом через покрытое сухой травой поле, когда лошадь вдруг встала на дыбы и, сбросив ее на землю, умчалась, оставив ее в полном одиночестве. Лурдес чувствовала в груди плотный сгусток, и резкая боль от него разливалась по всему телу. Ногти у нее на пальцах побелели.
Огромный грызун появился из-за дерева и принялся грызть носок ее сапога. Лурдес бросила в него камень и неожиданно убила. Спотыкаясь, она почти час брела по полю, пока не добралась до принадлежавшей им молочной фермы. Работник одолжил ей свою лошадь, и она, двигаясь медленным шагом, доехала до виллы.
Два молодых солдата стояли, наставив винтовки на Руфино, поднявшего над головой руки. Она спрыгнула с коня и встала перед мужем, прикрыв его своим телом, как щитом.
– Убирайтесь к черту! – крикнула она с такой яростью, что солдаты опустили оружие и отступили к своему джипу.
Лурдес чувствовала, что сгусток рассосался и, превратившись в жидкость, потек под грудь, по животу и бедрам. У ее ног образовалась лужа темной крови.
Солдаты вернулись, когда Руфино был в Гаване, где заказывал доильный аппарат. Они вручили Лурдес официальную бумагу, гласившую, что имущество Пуэнте является собственностью революционного правительства. Она разорвала документ пополам и швырнула под ноги солдатам, но один из них схватил ее за руку.
– Ты что, не поняла, компаньера? – спросил тот, что был повыше.
Лурдес определила у него акцент провинции Ориенте и пристально посмотрела ему в лицо. Его густые волосы над низким лбом были густо смазаны бриллиантином.
– Убирайтесь из моего дома, – крикнула она с еще большей яростью, чем в прошлый раз.
Но вместо того чтобы уйти, высокий солдат сильнее сжал ее руку выше локтя.
Лурдес чувствовала, как сжимается его мозолистая ладонь и металл кольца впивается в ее кожу. Она вырвалась и оттолкнула его с такой силой, что он ударился спиной о стену прихожей. Лурдес хотела бежать, но второй солдат преградил ей дорогу. Тем временем первый схватил ее за волосы.
– Так значит, хозяйка не прочь повоевать? – с насмешкой спросил он и близко-близко придвинул лицо к ее лицу, заламывая ей руки за спину.
Лурдес смотрела ему прямо в глаза. В них не было ничего примечательного, кроме легкой поволоки опьянения. Губы у него были слишком полные для мужчины. Когда он попробовал прижать их ко рту Лурдес, она откинула голову и плюнула ему в лицо.
Он медленно улыбнулся, обнажив передние зубы в пятнах. Десны у него были нежно-розовые, как лепестки розы.
Второй солдат повалил Лурдес, а его товарищ тем временем вытащил нож из ножен. Он осторожно разрезал ее брюки для верховой езды и завязал ими ей рот. Потом распорол блузку, не расстегнув ни одной пуговицы, лифчик и трусы. Затем он положил нож поперек ее живота и изнасиловал.
Лурдес ничего не видела, но ощущала запах так ясно, как будто все ее чувства сосредоточились на нем одном.
Она ощущала запах скверного солдатского мыла и соленого пота от его вспотевшей спины. Она ощущала запах гнили из его рта и вонь цитрусового бриллиантина, такую сильную, будто где-то поблизости росла лимонная роща. Она чувствовала запах его лица в день свадьбы, и слез, когда его сын утонул в парке. Она чувствовала запах от его гниющей ноги, когда в Африке, в безлунную ночь, накрывшую саванну, от гангрены будет раздуваться его тело. Она ощущала его запах, когда он станет старым и немытым, и мухи черной каймой облепят его глаза.