Капитан 2 ранга Николай Шумков
ПЛ «Б-130»
где-то у Азорских островов
— Товарищ Фролов, поднимите нас на перископную глубину, — Шумков произнес это так громко, что все на ЦКП услышали. — Через двенадцать минут время нашего следующего резервного сеанса связи.
— Рули глубины вверх на 20 градусов, приготовиться к подъему СДВ-антенны на двадцати метрах.
ЦКП стих, все глаза следили за глубиномером. Когда глубиномер пошел против часовой стрелки, палуба немного подалась вверх.
— Проходим пятьдесят метров, товарищ командир, — вахтенный на рулях глубины оказался в центре внимания.
Шумков стоял на своем обычном месте, т. е. сзади и между вахтенными: слева от него был вахтенный на руле курса, справа — вахтенный на рулях глубины. Фролов был вахтенным офицером, на рукаве у него виднелась бело-голубая повязка дежурного, и он стоял позади командира.
С уменьшением забортного давления командный центр начал скрипеть. Восхитительное ощущение, подумал Шумков; ощущение выхода на перископную глубину после долгих часов под водой всегда было пьянящим, хотя он и знал, что они всего-то поднимутся на глубину, обеспечивающую связь и ход под РДП. Поверхность океана манила подводника к себе как символ надежды и тревоги, потому что связи со штабом СФ не было с момента их выхода из бухты Сайда две недели тому назад. Единственной связью лодки оставались ежедневные проверки радиосвязи, проводимые в определенные часы по УКВ сети командиром бригады Агафоновым, который требовал, чтобы каждая лодка поочередно подтверждала свой выход на перископную глубину для подзарядки батарей кодированным нажатием ключа передатчика, а затем передавала бригадный сигнал всплыть на глубину хода под РДП следующей лодке. Этот порядок, при котором лодка проводила проверку радиосвязи перед спуском на глубину перехода в 60 метров, был придуман Агафоновым, который хотел быть уверенным в том, что в определенный момент времени вблизи поверхности океана находятся одновременно, пусть и на короткое время, не более двух лодок из их квартета.
— Проходим тридцать метров… двадцать пять.
— Приготовиться к подъему антенны. — Шумков любил подавать команды, выполнение которых вело к задействованию их оборудования. Ему давало чувство гордости осознание того, что все на ЦКП знают о том, что оборудование поднято и работает.
— Двадцать метров…
— Поднять СДВ-антенну, открыть основной впускной. Машинное, запустить дизели, произвести зарядку батарей.
Старпом Фролов повернулся к лейтенанту Воронову, заступающему вахтенному офицеру, и они занялись тщательно отрепетированной процедурой сдачи и приема дежурства вахтенными офицерами. Закончив формальности, Фролов отдал Воронову честь, стянул нарукавную повязку и отдал ее молодому офицеру.
— Пойду в радиорубку и прослежу за передачей, — сказал Воронов.
Шумков неподвижно наблюдал за вахтенным на рулях глубины, потом, в глубоком раздумье, помедлил еще несколько мгновений и направился вслед за связистом.
Шумков беспокоился по поводу приема сообщения, но он не желал этого показывать. Быть слишком встревоженным хоть из-за чего было признаком слабости. Он старался все время сохранять спокойствие, хотя его и тревожило то, что в мире происходило много таких вещей, о которых он ничего не знал. Это было обычным явлением в военной среде, а среди подводников — в особенности. Тем не менее его жажда информации была всепоглощающей. Практика советской системы заключалась в придерживании информации. Она предназначалась для людей, которые должны были ее знать, и все же зачастую и до них она доводилась в самый последний момент. Всегда существовала вероятность неправильной оценки обстановки, поскольку секретность порождает большую секретность и тенденцию ошибаться, потому что исполнители предпочитали ничего не делать вместо того, чтобы хоть что-то сделать.
Шумков наблюдал, как стоявший перед печатающим устройством телетайпа офицер всматривался в напечатанную строчку, представлявшую собой тональный сигнал несущей радиочастоты, а каретка печатающего устройства раз за разом начинала новую строку, печатая серию одинаково неразборчивых четырехзначных групп.
— Пока ничего, товарищ командир, только непрерывный тональный сигнал.
Офицер-связист также старался скрыть свое нетерпение в получении новостей, приказов, чего угодно. Это было обычной практикой для радиопередач «по флоту» — выходить по расписанию на низких частотах для обеспечения кратковременной резервной связи с лодками, находящимися в океанском плавании; связь короткая, может быть, самое большое на десять минут. Огромное сооружение, представлявшее собой низкочастотную антенну, расположенную к юго-востоку от Москвы, ничего им не посылало — по крайней мере, ничего, кроме тонального сигнала несущей частоты — чтобы они могли убедиться в исправной работе своего оборудования. Передачи на низких частотах всегда озадачивали Шумкова, хотя он и был достаточно образованным радиотехником. Мысль о том, что волны низкочастотного диапазона действительно проходят через поверхность Земли и проникают в глубины океанов, пропутешествовав десятки тысяч километров вокруг земного шара, восхищала его, а осознание того, что оборудование лодки настроено и снабжено ключом для чтения закодированных сообщений, переданных на такую большую дальность, все еще оставалось волшебным, почти религиозным таинством для него лично. Глаза Чепракова уставились на бумагу в телетайпе, словно пытались продырявить аппарат, и тут телетайп неожиданно отпечатал строчку иных четырехзначных групп.
— Контрольная строчка, товарищ командир, — он едва сдерживал свое возбуждение. — Это контрольная строчка для синхронизации. — Он наклонился вперед, наблюдая за тем, как печатаются четырехзначные группы, из которых складывалось нечитаемое сообщение, потом вслух досчитал до десяти и нажал клавишу декодирования. Произошло волшебство, и на бумаге стал печататься текст на русском языке. Несколько минут офицеры зачарованно наблюдали, как идет печать текста, затем телетайп остановился и вновь начал печатать тональные сигналы несущей частоты. Чепраков оторвал бумагу с сообщением и передал ее командиру, который, медленно прочитав текст, направился на центральный командный и остановился у штурманского планшета. Старпом находился позади командира и ждал команды или хотя бы объяснения того, что происходит.
Шумкову всегда нравилось держать своих офицеров в подвешенном состоянии.
— Достаньте карты южной части Багамских островов и Саргассова моря.
Он перечитывал текст, а штурман тем временем ковырялся с картами, выискивая нужную, аккуратно вытащил ее и приколол на планшет, поверх карты с текущим маршрутом. Они пригладили карту и потом стали внимательно изучать планшет, на котором россыпь Багамских островов тянулась цепочкой к востоку от побережья Флориды: Большой Багама, Нью-Провиденс и Эльютера. Цепочка потом прерывалась узким проливом Кайкос и вновь тянулась к югу до последнего острова и пролива острова Теркс, водного пути между островом Теркс и Гиспаньолой — островом, на котором находились два государства — Гаити и Доминиканская республика. При взгляде на Майами и побережье Флориды Шумкова бросило в дрожь. Каждый офицер-подводник знал, что противолодочные силы США базировались на побережье Флориды, на базах авиации ВМС в Джексонвилле, Мейпорте и Ки-Уэсте; но видеть карту того места, куда они должны были прибыть согласно новому приказу… Одно это вызывало трепет, который невозможно было представить. Для советского гражданина находиться в такой обстановке, вдали от пытливых глаз партии и далеко от холодных улиц Полярного, в этом тропическом раю, было и так сверх того, что они могли переварить, даже находясь в глубинах светящегося моря.
Шумков подумал о своем приятеле Дубивко на однотипной же лодке «Б-36» и попробовал представить его лицо во время чтения того же сообщения. Этого вполне хватило, чтобы настроение у него резко улучшилось, несмотря на растущую жару и неудобства замкнутой атмосферы лодки. Он передал сообщение старпому: