Сопоставляя отрывки новостей, Дубивко понял, что американцы остро отреагировали на операцию «Анадырь» и на размещение стратегических вооружений на Кубе. Судя по некоторым передачам, было очевидно, что вооруженные силы США ведут серьезную подготовку к высадке десанта на Кубу. Они также слышали о том, что специальный советский посланник Анастас Микоян побывал на Кубе, а потом в Вашингтоне, проведя переговоры с американцами относительно возможного компромисса по секретному плану «Анадырь» и ослаблению быстро растущей напряженности между двумя странами.
Жуков обмолвился Дубивко, что он слышал, что американцы устраивают во Флориде лагеря для приема советских военнопленных.
— Наверняка, погода там будет лучше, чем этой зимой в Полярном, — прокомментировал эту новость один из операторов перехвата.
— И наши шорты «хаки» и тропические рубашки прекрасно сгодятся во Флориде.
Политофицер быстро намекнул ему, что подобных вещей больше болтать не надо.
Весь экипаж «Б-36» знал теперь об американской морской блокаде и понимал, что примерно восемьдесят пять процентов кораблей ВМС США на Атлантике сгрудились над ними в боевой готовности.
Капитан 2 Ранга Рюрик Кетов, командир «Б-4»
Норвежское море
Капитан второго ранга Рюрик Кетов был опытным подводником, а «Б-4» была второй лодкой, которой он командовал. Первой лодкой, на которой он был командиром, была дизельная «С-200» «Проекта 613», имевшая средний радиус действия. После быстрого продвижения из старпомов в командиры он совершил на этой лодке два похода к западному побережью Великобритании, а позднее ему доверили командовать одной из новых дизельных подводных лодок дальнего радиуса действия «Проекта 641», этой лодкой и стала «Б-4»; она вошла в боевой состав флота в 1961 г. и обладала привилегией обладания личным именем «Челябинский комсомолец». Никто в действительности не знал, что скрывается за этим названием, но, несомненно, оно было дано в честь какого-то партийного события в лежащем на востоке уральском городе. Кетов знал одно — командовать такой лодкой является большой честью.
20 октября, когда все четыре лодки из бригады капитана 1 ранга Агафонова получили приказ прервать переход в Мариэль и приступить к боевому патрулированию в Саргассовом море, «Б-4» Кетова находилась строго западнее «Б-36» Дубивко.
Переход «Б-4» с севера проходил нормально до тех пор, пока лодка не попала на внешнюю границу урагана «Роза», волны которого оказались необычайно высокими. Кетов вел лодку по инструкции — в подводном положении в дневное время и в надводном положении — ночью, проводя зарядку батарей и вентиляцию лодки. Вскоре стало так тяжело, что само нахождение на поверхности или вблизи нее оказалось под вопросом, однако они, как примерные матросы, продолжали выполнять приказ. Однажды ночью, в самый разгар шторма, «Б-4» приняла сигнал бедствия на русском языке от неизвестного источника.
— Товарищ командир, — обратился к Кетову офицер радиоперехвата Владимир Пронин, — мы приняли сигнал бедствия с одного из наших торговых судов.
— Где оно находится? — спросил Кетов.
— Судя по мощности сигнала, совсем рядом. Но из-за сильной болтанки пеленг на него скачет, и хорошего пеленга на сигнал у нас нет.
Все это происходило далеко за полночь по местному времени, и их трепало, как обычно, когда они старались зарядить батареи, имея в работе два дизеля. В рубку мостика поднялся старпом Кетова; там уже находились, обвязанные для страховки ремнями, командир с вахтенным офицером и наблюдатель. Практически невозможно было подняться по трапу с центрального командного, не ударившись о крышку люка или что-нибудь внутри люкового колодца, поэтому моряки частично ползли на всех четырех конечностях и частично висели на ступеньках трапа.
Старпом был в панике.
— Командир, — сказал он, — мы должны что-то сделать, к востоку от нас находится судно «Морфлота», у которого отказал двигатель, и их несет по волнам. Я прикинул, они где-то на шесть миль восточнее нас.
Волны молотили по рубке, а он глядел на Кетова широко открытыми глазами, в которых сквозило беспокойство. Но все, что они могли сделать в тот момент, так это продолжить борьбу с волнами и двигаться курсом на юг, подставляя лодку ударам волн, набегавшим с северо-востока.
— Знаю, я слышал доклад лейтенанта Пронина. Боюсь, однако, что мы мало что можем сделать, — сказал Кетов. Старпом посмотрел на него в шоке.
— Но, командир, мы обязательно должны подойти к ним поближе и посмотреть, чем мы можем помочь. Если они сейчас покинут судно, то у них не будет ни малейшего шанса.
Кетов глядел на волны, которые накатывались на гребень гигантского вала, содрогались на его вершине и падали вниз, к подошве вала. Верхушки волн рассыпались шквалом, ограничивая видимость до нескольких метров во все стороны.
— Если мы подойдем к нему близко, то будет большая опасность столкновения. На такой малой скорости лодки очень трудно контролировать курс. Мы абсолютно ничего не сможем сделать!
Старпом молчал; держась за ограждение мостика, он просто смотрел на водяную пыль. Он был очень впечатлительным человеком, и Кетов понимал, что его глубоко ранит то, что они принимают сигнал бедствия и никак на него не реагируют.
— Командир, мы, по крайней мере, можем пройти на восток и дать им знать, что мы здесь, пустив сигнальную ракету или каким-то иным образом; если они оставят судно, то мы бы их подобрали.
Об этом не могло быть и речи. Кетов не хотел откровенничать со старпомом, но решения дилеммы не было, потому что он помнил слова адмирала Фокина во время инструктажа на борту плавбазы подводных лодок «Дмитрий Галкин» всего за несколько дней до их отхода. Эти слова больше всего запомнились ему из всего, что сказал адмирал, — скрытность перехода является важнейшим элементом их боевой задачи. Кетов не был уверен, что ему было понятно, почему именно так, но, наверное, для этого была основательная причина. Сейчас же нужно было каким-то образом утешить старпома.
— Я уже думал над этим, но приказы запрещают нам привлекать к себе внимание; мы должны оставаться немыми. Мы ничего не можем сделать — наш переход должен оставаться скрытным.
Кетов представил себе торговое судно, находящееся недалеко от них, черпающее воду и находящееся в затруднительном положении. Было мучительно принимать сигнал «СОС» и не оказать помощь, потому что приказ обеспечить скрытность запрещал им приходить на помощь кому-либо. Но даже если им и было бы разрешено оказывать помощь, сомнительно, чтобы они могли что-то сделать, поскольку море было штормовым. Они сами едва могли сохранять ход в те промежутки времени, что они шли под РДП. Шторм был ужасным. Как позднее вспоминал Кетов, высота волн достигала семнадцати метров, водяные валы били по левому борту строго с востока каждые семь-девять секунд, и это было очень плохо для корпуса лодки. Их вертело на воде, как пробку.
Старпом молчал и только вглядывался в шквал. Через несколько минут он полез вниз, что-то пробурчав. Непросто проходить мимо соотечественников, терпящих бедствие, но Кетов не только не хотел подвергать риску возможного столкновения лодку и экипаж, но и не мог нарушить приказ, требовавший обеспечить секретность перехода. Им запрещалось даже давать ответ на частоте, используемой для подачи сигналов «СОС». Кетов чувствовал себя в затруднительном положении, но потом ему в голову пришла одна мысль.