Все было совсем не так, как говорят об этом люди. В Гуанабано, я видел это собственными глазами, да и ты, наверное, тоже помнишь, бандиты повесили на дереве Хуана Хименеса и Панчо Круса только за то, что накануне они поили кофе и водой бойцов нашего батальона, захватившего Нандо Лиму. В ту самую ночь и произошло то, о чем я собираюсь тебе рассказать, хотя при одном воспоминании об этом мне хочется пустить себе пулю в лоб.
Не знаю, помнишь ли ты, что когда вы отправились вылавливать бандитов, то на всякий случай оставили нам три винтовки. Я тогда тебя не видел, да и ты меня тоже, но уверен, что ты был среди тех, кто пошел на облаву.
В тот вечер Рита, как обычно, занималась с нами, но не довела урок до конца, потому что нервы наши были на пределе. В девять часов мы погасили свет и улеглись. Они о чем-то разговаривали, а я лежал в холодном поту, не смея вымолвить слива, чтобы не обнаружить перед другими свой страх.
Должен признаться, что до тех пор я никогда в жизни не держал винтовки в руках и не убил ни одной птахи. Я был совсем не таким, каким ты меня знаешь теперь. Вот почему при одном только воспоминании о том, что тогда произошло, мне хочется пустить себе пулю в лоб.
Помню ту ночь до мельчайших подробностей, словно это случилось вчера. Особенно Риту и ее длинные, холеные ногти, которые невозможно забыть. Такие ногти бывают только у гаванок. Помню, Роза сказала, что было бы очень хорошо, если бы бандиты не пришли, и хотела зажечь свечу перед святой богородицей. Но Хуан не позволил ей этого сделать. Он считал, что если уж суждено, то они все равно придут и начнут обстрел. Хотя за несколько минут до того сам уверял: «Вот увидишь, жена, они не придут. Не придут!» Но я не сомневался, что они придут. Тико сказал, что, если они явятся, мы встретим их пулями, но мне показалось, что он просто хочет покрасоваться перед Ритой. Рита говорила, что ненавидит их за все, что они сделали. Роза волновалась за детей, и мой брат успокаивал ее. А я все думал о том, что не хочу умирать, что сражаться с ними — значит, идти на верную смерть, что Тико зря рисуется перед Ритой, и они наверняка придут. Постепенно все замолчали. В наступившей тишине мне стало еще страшнее от разных мыслей, холодный пот покрывал мое тело. Над головой Тико вспыхивала сигарета, и от сознания, что он не спит, мне было немного легче. Кровать, на которой лежали Роза и Хуан, заскрипела, и я не понимал, как они могут заниматься подобными делами в такую ночь. Рите, видно, тоже не спалось; она без конца ворочалась в постели. Я видел, как Тико хотел ее обнять, но она громко кашлянула, и он отстал.
Наконец кровать под Розой и Хуаном перестала скрипеть, и снова наступила тишина. В этой относительной тишине слышалось дыхание Тико, и это меня успокаивало. Помню, Рита, несмотря на темноту, принялась приводить в порядок ногти. Удивительно длинные и холеные! Не знаю, доводилось ли тебе видеть когда-нибудь такие ногти, но здесь я ни у кого таких не встречал. Когда она стала подтачивать их пилочкой, нервы мои не выдержали и я попросил ее прекратить. Тико вступился за нее, сказав, что гаванки даже в горах следят за своими ногтями и что зря я нервничаю: если вдруг бандиты и придут, мы обстреляем их из винтовок. Вообще лучше об этом не думать. Тогда Роза — я считал, что она давно спит, — вмешалась в наш разговор и заметила, что следить за ногтями не грех и что у Риты они очень красивые.
Я помню до мельчайших подробностей все, что произошло в ту ночь. Как сейчас вижу Риту, сосредоточенно подтачивающую свои ногти, словно она специально их к чему-то готовила. Помню, Тико спросил Риту, умеет ли она обращаться с винтовкой. Рита ответила, что не умеет. И тогда он сказал: «Завтра обязательно научу тебя. Ты обучаешь меня грамоте, а я научу тебя стрелять из винтовки». Рита засмеялась. Снова наступило молчание. Обливаясь холодным потом, я ждал своего приговора. Каждый звук заставлял мое сердце бешено колотиться. Широко раскрытыми глазами я смотрел на уснувшую Риту, когда вдруг со стороны дороги послышались отдаленные голоса. Я словно оцепенел. Тико мгновенно вскочил, одним прыжком достиг окна и встал перед ним на колени. Я приподнялся и увидел брата, который прямо с постели целился из винтовки. Роза и дети закричали. Я бросился к ним. Голоса приближались. Помню, Роза предложила ради детей не стрелять в бандитов, а накормить их, и я с ней согласился, сказав, что, пожалуй, это будет лучшим выходом из создавшегося положения. Тогда Тико в бешенстве набросился на меня: «Паршивый трус! Ты что, не знаешь, сколько горя они нам принесли!» Ах, если бы Тико мог представить себе, что я потом натворил! При одном воспоминании об этом мне хочется пустить себе пулю в лоб! Как сейчас вижу: Тико, выглянув в дверь, что-то крикнул им и принялся стрелять. В ответ на наш дом обрушился ливень свинца! Если бы ты видел! Доски отскакивали от дома, словно их отпиливали. Казалось, дом вот-вот рухнет.