И поскольку все уже стало возможным, ему показалось вполне логичным вернуться к 13 декабря, очутиться перед зданием, где не жил никакой Мартин и никакой Матиас, и он даже не заметил, что мальчик, шедший впереди, скользнул в густую тень возле дома, откуда через секунду вышел пятнистый кот, сверкнул в темноте зелеными глазами и пропал на лестнице, по которой он поднимался, размышляя о том, что иногда вот кажется, будто ты перенесся в другое время, но все это — ерунда: солдаты в защитной форме, преследующие его, и лодка в Майами, глупо думать об этом, когда все идет так хорошо, повторил он про себя и постучал в дверь.
— Это я, — сказал он, и голос изнутри крикнул:
— Шеф, он пришел.
Когда улыбающийся человек шагнул ему навстречу, он медленно раскрыл бумажник:
— Сегодня на вас будет покушение, шеф… — И пока вынимал из бумажника документы, почувствовал, иен жар заливает его все сильнее и сильнее и теперь уже захлестывает навсегда.
— Остановите машину, — произнес кто-то, наклоняясь над ним. Лица мешали ему видеть небо, люди глядели на него, обменивались короткими, непонятными фразами, и сухая боль сжимала верх живота, как при жажде. Тут он услышал шум машины и почувствовал, что его поднимают за ноги и за руки, голову повело, и он стал куда-то проваливаться.
— Осторожно, он мертв, — сказал милисиано, ботинки которого были перепачканы кровью.
— Позвоните в госбезопасность, — распорядился другой.
Перевела В. Спасская.
Хесус Диас
ВСТРЕЧА
— Чино! — кричу я тебе. — Чино!
Ты не слышишь меня? Не хочешь слышать? Но я ведь не кричу наяву, а мысленно. Я не кричу тебе: я знаю, что ты не хочешь слышать меня. Я это понял, как только ты крикнул:
— Трус поганый!
— Этот безногий, похоже, взбесился?
Кажется, так сказала женщина, которая была со мной. Кажется, так она сказала — я точно не расслышал. Я слышал только твой голос:
— Трус поганый!
Ты крикнул снова, и плюнул в мою сторону, и ушел, стуча костылем, вверх по Рампе. Стуча костылем, которым ты владеешь как ногой.
Это было давно. Плохие были времена, и ходил он без костыля. Звался он просто Чино и не ввязывался в политику.
— Я бастовать не буду.
— Трус поганый! — сказал я ему.
Он замахнулся, но Роло удержал его:
— Лучше бы врезал какому-нибудь стукачу.
Мы с Роло пошли в бильярдную «Арко дель Пасахе», чтобы потрепаться о забастовке и о бабах. А Чино остался у входа в институт[78]. В ту ночь, когда уже началась забастовка, схватили Роло. Чино нашел меня:
— Бобби, и я с вами.
Сказал и ушел. На следующий день прямо на занятиях его взяли — не иначе как кто-то настукал. А забастовка прошла хорошо: целую неделю институт был парализован, директор Приэто бесился от злости.
С того времени мы подружились: я, Роло и ты. Мы стали друзьями по бильярдной «Арко дель Пасахе», по гулянкам и вместе ходили в Колон и Пахарито[79]. Помню, ты всегда был гол как сокол — у тебя никогда не водились деньги.
— Пойдем к Мерседес, — говорил я тебе.
— Нет.
— Есть потрясные девочки!
— Слушай, дружище, я сижу на мели.
— Кто тебе говорит про это? У меня монета есть — значит, и у тебя есть.
— Так уж хороша бабенка?
Да, так ты их называл — «бабенки». А ведь только что вон на том углу я сказал тебе:
— У меня для тебя есть бабенка.
— Трус поганый!
Но в те времена ты так не разговаривал. В те времена так бы не случилось.
Первое время мы все обращали в шутку. Затем смеялись. От страха. Но по крайней мере я смеялся от страха. Роло — нет. Он был настроен серьезно.
— Ладно, пора кончать эту игру в забастовочки, — сказал он.
И мы больше не смеялись. Надо было решать.
— А как же… бомба? — сказал ты.
— Поджилки трясутся? — спросил тебя Роло. Да, это он нас спросил.
А мне захотелось улизнуть.
— Что? — сказал я грубым голосом.
— Струсили, говорю?
— Ты это про него? Про Чино? Пожалуй, он в штаны наделал.
Ты мне так врезал… И поделом. Поделом. Ты и сейчас должен бы двинуть меня по морде. Хотя бы по морде. Но тогда все было по-другому. Я дал сдачи, и Роло пришлось разнимать нас.
78
Учебное заведение на Кубе, подготавливавшее до революции окончивших среднюю школу к поступлению в университет.
79