Дорога шла вдоль берега моря, то появлявшегося, то исчезавшего; справа и слева выстроились рестораны: «Самовар», не хочу, «Africa», смотрим меню, что за фантазия – есть зебру-крокодила-бегемота, «Tequila Mexican Garden», не сегодня, надо что-нибудь попроще, вот уже и город, посмотрим, какие они тут греки.
Вот подходящее – «Greek Tavern». Он зашел, был встречен и усажен, меню не читал, заказал салат по-гречески, цацики и хумус, долму, хлеб и рецину. Людей было немного, в углу немолодой грек тихонько напевал грустную песню, пощипывая струны бузуки, никто громко не требовал водки и соленых огурцов – сезон заканчивался – можно было хорошо посидеть.
Чеснока в цацики и хумус не пожалели, его знакомый вкус приятно смешивался со смолой рецины, на свиданье не идти, да и идти никуда особенно не хотелось, и, выйдя из таверны, он решил просто пройтись по центру. Туристов еще хватало, магазины еще работали, сувениры потом, на циферблате уже был вечер, и, дойдя до Луна-парка, ничего нового под луной, он решил отправиться спать.
Прочищая на ночь легкие ментоловой сигаретой, он подумал, что начало хорошее, ничего не раздражает, голова пустая, желудок о чем-то тихо спорит с греческими блюдами, ноги приятно гудят, дискотеки не слышно – все хорошо. Повторяя эту мантру, он, поставив будильник на шесть, заснул.
Снился ему какой-то балаган, шатры, зазывалы, карусели с визгами и торчащими голыми ногами, и одноногий пират в треуголке, с шарманкой, предлагал ему флаер на «незабываемое эротическое шоу в греческом стиле: увидите саму Афродиту, в пене, - всего-то с Вас одна монета, пятьдесят пиастров», - на плече у него сидел красно-зеленый ара, шарманка играла все громче, пока он не понял, что это будильник.
Вроде и не было вчера никакого шоу, а пират-то откуда. Рядом с будильником на тумбочке лежал буклет, он его рассеянно полистал и увидел «Черную жемчужину» - бутафорски-пиратскую бригантину, стоящую в порту Айя-Напы. Но про эротическое шоу там ничего не говорилось, и, глянув зло на будильник, он открыл шторы: погода была чудная. Контрастный душ прогнал последние следы сожаления; шорты, шармовские футболка и бейсболка слегка рассмешили его – вчера утром еще был октябрь в Киеве, и за завтраком в него окончательно улеглось хорошее настроение. Выпив апельсинового сока и вполне приличного кофе, захватив с собой булку, он пошел на пляж.
Идти нужно было метров сто: бухта открылась внезапно, выглянув из-за деревьев. Да, тот же пляж, никого нет, море только для тебя. Быстро сбросив с себя шорты и майку, он вошел в море, умылся, втянул воду носом и поплыл, перевернулся на спину, наслаждаясь движением в воде, ее вкусом, мягкостью. Вода ласкала кожу, ему хотелось быть рыбой, морским животным, всю жизнь провести в этой влаге, никогда не покидать ее, - он застыл, раскинув руки и ноги, сверху его накрыло небо, солнце еще было добрым; ничего больше не хотелось – только качаться так на волнах всегда. Колыбель.
Выйдя из воды, пройдя по теплому песку, он накрыл лежак полотенцем и лег, глядя на бухту, слушая море, - он был абсолютно чист, ничего не болело, не тревожило, было только ничем не замутненное наслаждение картиной соединения моря и неба; такие моменты бывают в жизни крайне редко. Какое-то время удавалось ни о чем не думать, потом мысли вернулись и двинулись вспять: двенадцать лет назад он уже был здесь, на этом пляже, в том же отеле.
***
Тогда неожиданно его карьера сделала резкий рывок, закончилось валанданье в начальниках отделов, и ему поручили открыть новый офис, новое подразделение. После первых трех месяцев мучений дело пошло, появилась новая машина и первая секретарша, которую он взял за выражение глаз, за то, как она смотрела на свое будущее кресло в приемной и украдкой гладила его, - жизнь вышла на новый уровень, а через полгода его зазвал к себе шефов первый зам и сказал:
- У тебя загранпаспорт не просрочен? Ну и отлично, завтра принеси, мы тут планируем провести семинар, узким кругом – шеф, его помощник, я и ты, пора вливаться. Нужно подумать про армянский баланс, завтра скажешь.
- А про что семинар, что за армянский баланс?
- Ты не волнуйся, Олег, но особо не болтай – семинар на Кипре, обмен опытом, но баланс должен быть – всего едет восемь человек.
Укоряя себя за тупость, он решил поговорить с шефовым помощником. Володя долго смеялся, но все объяснил и углубился в детали: кто сколько чего возьмет и кто возле кого будет жить.
Семинарили буйно: до обеда на пляже, потом в городе, каждый день в новом месте, с новой изюминкой, перепробовали все, возвращались в отель поздно, да и там еще, но сил тогда было больше, и неделя пролетела как нонстоповый карнавал; на работу он вернулся загорелый, страшно уставший телом, но с зарядом энергии, которого хватило надолго. Он чувствовал себя Атлантом, способным удержать небесный свод на плечах, и долгое время это чувствовали в нем и другие, - ему все удавалось, колеса вертелись, бизнес двигался; колесница жизни неслась вперед под звуки перпловской «Highway Star»: «I`ve got everything» [1].
***
«Когда же это ушло, когда потерялось. В какой по счету машине ты перестал слушать Rainbow, и священный трепет от голоса Дио и пассажей Блэкмора в Stargazer заменили мурашки по телу Лары Фабиан. Когда Sticky Fingers сменились ровно опиленными ногтями, - спрашивал его кто-то внутри него, пока он лежал на пляже теперь и рассеянно перебирал пальцами песок, - на свои сорок ты купил майку «Мне не 40, а 18 + 22 года опыта», и в глубинах этого experience ты еще мог разглядеть того пацана, который вместе с Роммом верил, что может изменить этот мир. В каком же Далласе снайпер влупил в твою душу золотую пулю из дерьма, и ты перестал слышать носом приход весны, зато мог в уме свести дебет с кредитом. Какую футболку ты бы купил сейчас. Life is shit».
Он отогнал от себя неудобные грустные мысли, закурил, чтобы перебить неприятный привкус, появившийся во рту, и стал разглядывать первых соседей. Слева от него устраивалось семейство из мамы и двух светлых мальчиков-погодков. «Mutti, Mutti!»[2] и «Аch Du Scheiße!»[3] обратили его внимание на немецкую маму: короткостриженая блондинка, топлес уже недели две, лет тридцати с хвостом, мягким голосом наводила Ordnung[4], одновременно втирая масло в уже бронзовую кожу. «Первый блин хорошо поджарился», - подумал он и перевернулся на живот.
В полуметре от лежака приземлился воробей и зачирикал, глядя в глаза; получив кусочек булки, птиц пырхнул крыльями и был таков. Но минуты через две вернулся с целой стайкой маленьких пестрых додиков, они дрались за крошки, пока все не получили свою долю, и даже самые маленькие, разочарованно моргавшие в начале, не занялись терзанием пятизвездочной булки. Сколько голодных нужно накормить, чтобы тебе простились грехи твои.
Воробьев накрыла тень, они хором вспорхнули и, сделав вираж, улетели. На него глянула змеюка с разинутой пастью, высунутый язык подрагивал в такт движению: хвост был вытатуирован на лодыжке, змея оборачивалась вокруг ноги, голова клацала челюстью с мощного бедра. Приподняв голову, он увидел хозяина бедра: весь скроенный из треугольников мышц, голова бритая, золотая цепь в палец толщиной с патриаршьим крестом; рядом следовал похожий экземпляр, только вместо змеи у него был ангел с раскрытыми крыльями - на спине; тело ангела явно было скопировано из «Плейбоя», крылья взмахивали от движения лопаток. Прямо Орден трансформеров-крестоносцев какой-то. Пора окунуться.
Выйдя из воды, он растянулся на полотенце. Пляж наполнялся, но столпотворения не было. Справа был причал с катерами, откуда уже отчалил первый с парашютным клиентом; сзади включили музыку – заработал бар. Уже десять. Мимо него прошли две девушки, крайняя, не поворачивая головы, стрельнула в него глазами. Зачем зря патроны тратить. Студентки, что ли. У них были похожие фигуры: угловатые плечи, почти полное отсутствие груди, плотные бедра. Длинные волосы, светлые у одной и темно-русые у другой, слегка развевались от ветра с моря.