Это вызвало новый взрыв веселья с последующей фотосессией: девушки достали телефоны, - позы были самые причудливые, чего только не вытворяли… и с ним тоже. Хоть бы на стол не полезли.
- Вы уже решили, кто будет Пенелопой, а кто – Сальмой? Они, правда, брюнетки. Ну, вы будете русские бандитки.
- Нееет, мы будем украинские б… бандитки! – языки немного заплетались, но не сильно.
- Ладно.
- А где лошадь?! Вы нам обещали лооошадь! Мустанг! Wild horse!
Вышли во двор искать лошадь. Мустанг оказался смирной кобылой в яблоках, что несколько успокаивало, но процесс оседлания вызвал тревогу: хоть бы не попадали. Но падали только сомбреро, все прошло почти гладко, и, между делом, он сделал знак официантке унести бутылку. Покурили, посмотрели фотографии на экранах смартфонов, немного угомонились; можно было уходить, и он попросил счет, вместе с которым принесли три конических бокала.
- Клубничная «Маргарита» - подарок от заведения.
- «Маргарита»! Урааа!
Пенелопа, Сальма, Лена, Наташа, Маргарита – не многовато ли тебе будет, старый ты перец. Но новый восьмиядерный процессор у него внутри его успокоил: все под контролем.
- Что еще желают прекрасные дамы?
- Пр… ик… расные дамы жиии… лают…
- Нет, прееекрасные! жеее… лают… Танцевать!
«Дамы» отпустили его руки и принялись прищелкивать пальцами, вертеть бедрами, напевая «у - уу – уу». Они шли по середине дороги. Если бы кто-нибудь из знакомых тебя сейчас увидел, да еще сфотографировал, - долго пришлось бы тебе объяснять, что ты просто возвращаешься с ужина со случайными знакомыми с пляжа. Картина была еще та: в центре – он в черной футболке 50 Years Rolling Stones Рarty, по бокам – двумя квотерами - танцующие девчонки; их розовый и желтый топы не закрывают пирсинговые висюльки в пупках, боковые швы их шортов трутся о двойную строчку его джинсов; мелькают поднятые руки, вскинутые ноги. I know it's only rock 'n roll but I like it[13]. Ибица, Рио, карнавал, ты попал на карнавал, но как же… ты же ни о чем таком не просил… золотую рыбку, неужели… кубок, неужели...
Он отогнал сомнения, ему было легко, весело. Когда тебе было весело в последний раз… дни рожденья, корпоративы, тосты… рутина. Он вдруг вспомнил свой двадцать пятый день рожденья: университетское общежитие, пятый курс, друг принес трехлитровую банку домашнего вина, и они всей компанией танцевали до упаду под «Ricchi e Poveri», как же было весело - четверть века назад.
Так они двигались втроем по старой дороге, вдыхая пьянящий воздух благословенного острова, пока не заметили вывеску «Кool Club», из-под нее рывками вырывалось пульсирующее буханье.
- Нам сюда, это как раз для вас.
Они зашли, уселись за столик, вытянули ноги.
- Пить! «Маргариту»!
- Хватит с нас на сегодня агавы. Колу.
- Со льдом!
Он заказал три колы с лимоном, девушки выпили свою сразу и вскочили: новый ритм звал их, они, приплясывая, двинулись к центру, зазывая и его жестами, он отказался тоже жестом. Может, кого найдут.
Это была не его музыка, но ритм входил прямо в живот, заставляя ступни притопывать, а пальцы – выбивать дробь на крышке стола. Танцы, сегодня в клубе будут танцы. Попивая колу, он смотрел на танцующих.
Зазвучал PSY-евский «Gangnam Style», толпа восторженно загудела, девушки пританцевали к столику, схватили его за руки и потащили с собой.
- Оооо, sexy lady!
Отвертеться было никак невозможно, и он впрягся в общие скачки, глядя на экран, где шел клип. Левая нога – правая – руки вперед – поводья – скачем – руки на бедра – вертим бедрами – правая рука вверх – вертим лассо. Оказалось, что танец – как езда на велосипеде, забыть нельзя: ноги и руки, подчиняясь ритму, двигались сами, матрицу движений задавал клип, и он вместе со всеми выдыхал:
- Oppa Gangnam Style!
К концу песни он уже вполне вписывался и даже получал от этого удовольствие: Лена и Наташа слева и справа от него двигались совершенно естественно, без напряжения, заряжая его своей энергией, передавая волны чистой радости от ритмичного движения. Даже в Корее можно быть ковбоем с такими лошадками.
- O-oo-o…
- Baby baby…
- Eh - sexy lady!
- Oppa Gangnam Style!
В клубе они провели часа два, и он честно доскакал до канадской границы, но в отель решил взять такси. В потертом лимузине они упаковались на заднее сиденье.
- В «Aeneas».
- Музыку!
Водитель включил радио, и голос Alex Hepburn запел Under; это было ему ближе, но и девушки заголосили:
- Don't say those words!
- Don't say it's over![14]
Песня была невыразимо грустной, неоновая надпись «It's over» уже виднелась впереди, день заканчивался; ему почему-то вспомнилась Эдит Пиаф, они приехали.
В холле отеля у него возникла мысль зайти в бар, выпить «на посошок», но он отогнал ее. Все, что имеет начало, должно иметь конец, и никуда от этого не денешься. Прощание получилось сумбурным: они говорили дежурные фразы о приятном вечере, о том, что неплохо бы еще как-нибудь…, желали друг другу спокойной ночи, не знали, как закончить, - в конце концов он получил два чмока в щеку, девушки двинулись к себе, оборачиваясь, улыбаясь и прощально помахивая руками. It's over.
В номере он сразу пошел в душ и долго стоял под горячей водой, в голове вертелась какая-то французская песня, которая начиналась с «Non!», но дальше не вспоминалась. Выйдя из душа, он стал перед зеркалом – загар уже позолотил, подтянул кожу, живота нет, Wrangler за тридцать лет не изменил размер; не Дорифор Поликлета, но все могло быть и хуже, гораздо хуже. Он набросил белый махровый халат, вышел, достал ментоловую сигарету и пошел к выходу в лоджию, но услышал стук. Посмотрев на часы, он начал думать о бестолковой пятизвездочной прислуге и резко открыл дверь.
У порога стояла Лена, одежда была другая, вокруг бедер обвивался причудливый золотистый пояс, в волосах появилась жемчужная заколка, сквозняк донес до него новую порцию парфюма; левая ее рука сжимала пачку «парламента» как сжимают гранату с выдернутой чекой, правая была еще поднята со сжатыми для стука пальцами; по лицу переливалась виновато-лукавая улыбка.
- Я не могу найти свою зажигалку, у Вас нет огня?
***
***
Он проснулся, жарко, сбросил одеяло. Кондиционер тихо жужжал, кожа была сухой и прохладной, мышцы тихо ныли, пытаясь что-то вспомнить. …пожар, тебе приснился пожар… какая-то война… кони. Кони? … с кем-то ты боролся. Ну никогда не удается вспомнить самое главное. Заснуть бы еще.
Двигаться не хотелось, он лениво потянулся и стал перебирать диски в джукбоксе памяти, что там вчера пели, Omega была? послышался щелчок и зазвучал голос Ланы:
- I'm feeling alive… I've got that summertime, summertime sadness… I think I'll miss you forever…
Какая удивительная девушка. Мыслям тоже не хотелось двигаться, но движок уже запустился, заурчал, потихоньку набирая обороты.
Кипр… Греция… Троя. И кто же кого завоевал у этого Гомера: ахейцы Трою или… За что они там рубились десять лет своими бронзовыми мечами, что с этого поимели. Ахилл, Патрокл, Гектор – все погибли, а Прекрасная Елена возвращается домой с Менелаем, как будто не изменяла ему совсем, как будто не из-за нее все это случилось... хоть бы по заднице ее кто отшлепал, что ли. Так нет: Троя горит, а ее старейшины с восхищением смотрят на Елену, не смея осуждать, - слюни распустили, старые придурки - еще бы орден дали на дорогу - Святой Марии Магдалины, «за многолетнюю службу на б... стезе… примите и носите с гордостью… так, надо на левую грудь… где у нас левая… ох, обе хороши… жаль, орденов больше нет». Вот тебе и механизм. Без Афродиты тут никак не обошлось. А Дарвин про это ничего не писал, - ботаник, что с него взять. Или как раз про это он и писал. Как все запутано. Се ля ви, чтоб их черт побрал, этих французов. Ладно, пора тебе… на Итаку.