Зачем же в белом мать была?..
О, ложь святая!.. Так могла
Солгать лишь мать, полна боязнью,
Чтоб сын не дрогнул перед казнью!
ДЖОН ЯЧМЕННОЕ ЗЕРНО
(Из Бернса)
Когда-то сильных три царя
Царили заодно —
И порешили: сгинь ты, Джон
Ячменное Зерно!
Могилу вырыли сохой,
И был засыпан он
Сырой землею, и цари
Решили: сгинул Джон!
Пришла весна, тепла, ясна,
Снега с полей сошли.
Вдруг Джон Ячменное Зерно
Выходит из земли.
И стал он полон, бодр и свеж
С приходом летних дней;
Вся в острых иглах голова —
И тронуть не посмей!
Но осень темная идет…
И начал Джон хиреть
И головой поник — совсем
Собрался умереть.
Слабей, желтее с каждым днем,
Все ниже гнется он…
И поднялись его враги…
«Теперь-то наш ты, Джон!»
Они пришли к нему с косой,
Снесли беднягу с ног
И привязали на возу,
Чтоб двинуться не мог.
На землю бросивши потом,
Жестоко стали бить;
Взметнули кверху высоко —
Хотели закружить.
Тут в яму он попал с водой
И угодил на дно…
«Попробуй, выплыви-ка, Джон
Ячменное Зерно!»
Нет, мало! взяли из воды
И, на пол положа,
Возили так, что в нем едва
Держалася душа.
В жестоком пламени сожгли
И мозг его костей;
А сердце мельник раздавил
Меж двух своих камней.
Кровь сердца Джонова враги,
Пируя, стали пить,
И с кружки начало в сердцах
Ключом веселье бить.
Ах, Джон Ячменное Зерно!
Ты чудо-молодец!
Погиб ты сам, но кровь твоя —
Услада для сердец.
Как раз заснет змея-печаль,
Все будет трын-трава…
Отрет слезу свою бедняк,
Пойдет плясать вдова.
Гласите ж хором: «Пусть вовек
Не сохнет в кружках дно
И век поит нас кровью Джон
Ячменное Зерно!»
ВИЛЛИ И МАРГАРИТА
(Шотландская баллада)
Вилли в конюшне у стойла стоит,
Гладит коня своего.
На руку белую вдруг полилась
Из носу кровь у него.
«Матушка, корму коню положи!
Ужинать конюху дай!
Еду сейчас к Маргарите: поспеть
Засветло надо. Прощай!» —
«Вилли, останься! не езди, родной!
Ветер студеный шумит;
Смеркнется скоро, а ночи темны…
Путь через речку лежит». —
«Пусть не бывало темнее ночей,
Ветра сильней, холодней —
Еду сейчас к Маргарите: поспеть
Засветло надо мне к ней». —
«Вилли, не езди! Поедешь — добра
Ты и не жди! Прокляну!
Клейд и широк и глубок — и пойдешь
Ты, словно камень, ко дну».
Он оседлал вороного коня,
Сел на него — и погнал.
Клейд еще был далеко, а в полях
Ветер и выл и стонал.
Вилли в долину съезжает с холма:
Вся потемнела река;
Зверем ревет она, бешено бьет
Темной волной в берега.
Сердцем он пылок, отважен душой:
Клейду ль его испугать?
Только звучит все в ушах у него,
Словно клянет его мать.
Вплавь на коне переправился он,
Как ни бурлила река.
К милой поспел он уж в темной ночи…
Спят все; нигде огонька.
Долго вкруг дома ходил он; стучал
Долго у двери кольцом…
Дверь на замке, и все окна темны —
Словно как вымер весь дом.
«Ах, отвори, Маргарита моя!
Ах, отвори поскорей!
Мерзнет вода у меня в сапогах;
Весь я продрог до костей». —