Анна Клименко Кубок лунника
Часть 1. Легенды и призраки пустошей
– Я вижу, ты не очень-то рад меня видеть.
– Ты умер довольно давно, и это меня извиняет, не так ли?
В окно заглядывала кровавая луна.
Проклятая луна Сэлдима, с силой которой невозможно бороться, и тогда единственное, что остается – все ночи проводить взаперти, царапая когтями подлокотники старого кресла и вкровь кусая губы. Упаси Эо в таком виде показаться на глаза кому-нибудь из этого прогнившего насквозь городка! Нет, они, конечно же, ничего не смогут сделать. Слишком велик страх перед лунной немочью, которая нет-нет да собирает обильную жатву… Но кто знает, а вдруг пересилит застарелая ненависть? Никогда не понять этих людей. Да и то, что от них остается, тожепонять сложно.
По кабинету медленно плавал призрак. Сквозь него можно было разглядеть и мебель, и старинные гобелены, и мозаики на стенах, но этот факт отнюдь не умалял могущества разупокоенного духа. Призрак плавно перемещался – высокая, худощавая фигура в кафтане с позументом. Если бы его ноги касались пола, то можно было бы сказать, что он «в задумчивости меряет шагами комнату». А так – он именно плавал, и длинные волосы парили за спиной как плавники золотой рыбки.
– Что тебе нужно?
Призрак обернулся, сложил руки на груди. Когда-то он был ведьмаком Хаором, который… Впрочем, теперь уже безразлично.
– Мой покой потревожил идиот с лопатой, – глухо сказал призрак Хаора, – мне это не нравится.
– Я должен разыскать того, кто бы восстановил твою могилу?
– Это подождет, – призрак рубанул ладонью по воздуху, – раз уж я здесь, то должен кое-что сделать, а ты мне поможешь. Ведь за тобой должок, Альвен, и должок немалый.
– Я не страдаю забывчивостью…
– Но и избытком благодарности, судя по всему, тоже не страдаешь.
Призрак умолк, затем принялся озираться по сторонам, как будто с трудом понимая, где находится. Потом сцепил руки за спиной, покачал головой.
– Мои поздравления, Альвен. Как я погляжу, ты в милости у нынешнего государя. Ведь это твой замок, а?
– Мы стали полезны, – тут уж он позволил себе легкую усмешку, – оказалось, что только рядом с нами людям не страшна лунная немочь.
– Пфу! – Хаор топнул по воздуху ногой, обутой в высокий сапог, – и не тошно тебе, а? Исцелять тех, кто хотел выпустить из тебя всю кровь? Право же, ты меня разочаровываешь.
– Те, кто хотел моей смерти, давно мертвы. Как и ты, Хаор.
– Те мертвы, эти живы. Неужели ты думаешь, что они упустят возможность тебя сжечь? Или выпотрошить? Или, наконец, отравить?
В кабинете повисла тишина, какая бывает только в гробу. Призрак ведьмака парил в футе от пола, хозяин замка неподвижно замер в кресле. Разумеется, Хаор Ливори был прав, целиком и полностью. Но так что же теперь? Бросить это постылое, но единственное жилище и вновь удариться в бега? Снова жить в лесу, рвать зубами дичь и до полусмерти пугать своим видом виллан? Хотя… мысль о горячей крови оказалась настолько заманчивой, что он едва не завыл от бешеного, необоримого желания ощутить во рту солоноватый, с божественной горчинкой вкус. Зубы – от одних только мыслей о дичи – заострились, выросли, пальцы скрутило судорогой, вестницей скорого превращения…
– Луна Сэлдима, кровавая луна, – задумчиво проговорил призрак, – я искренне тебе сочувствую. Не хотел бы я… вот так.
Глубокий вдох. Выдох.
Сейчас главное – успокоиться. Подумать о чем-нибудь… далеком от крови. Например, о Джин, о бедной малютке Джин. Она ведь всегда будет беззащитной крошкой, совершенно собой не владеющей, и ее надо беречь, потому что обещал…
– Чего ты хочешь, Хаор? – пока он цеплялся за мысли о Джин, пальцы обрели прежнюю, вполне человеческую форму.
Бывший ведьмак внезапно приблизился, повис на расстоянии вытянутой руки. Глаза у него были… когда-то просто темными, непонять какого цвета. А теперь стали двумя провалами в бесконечность, опасными омутами, водоворотами, затягивающими вглубь.
– О, я хочу совсем немного, Альвен. Я хочу, чтобы ты написал одно письмо, одно очень важное письмо. Раз уж мою несчастную могилу потревожили, я сделаю то, что должен. В конце концов… полагаю, это будет правильно для всех нас.
* * *Была середина месяца Сэлдим.
За высоким стрельчатым окном Академии шумели акации, по самую макушку укутанные в бело-розовые шали, величаво колыхалась лиловая пенка сирени, снисходительно покачивали головками тюльпаны – сочного красного цвета, словно бокалы, наполненные свежей кровью – избитое, но верное сравнение. Заснеженный пик Солнечной горы сиял как остронаточенный клинок; ему тускло и презрительно вторила пологая Лунная гора. И повсюду пахло весной! Невзирая на то, что никто и никогда не скажет, каким именно должен быть аромат этого благодатного сезона, сколько простых и незамысловатых запахов должно сплестись в этот незабываемый и изысканный букет.