Толстая: Позитивный пример чиновника? Что вы! У меня свёкр был, он не был чиновником, но был совершенно замечательным человеком — генералом, и он отличался резко от всего генералитета в несколько интересных сторон. Например, он никогда не покупал ничего в распределителях, потому что ему было западло. И детям не давал. Дети, конечно, возмущались, а он не давал: нечего. Человек прошёл всю войну, он не такой, не кабинетный. Он отказывался писать открытки своему начальнику к 8 марта и 23 февраля, говорил: начальник меня не устраивает, я не буду его поздравлять, это всё фальшь и ложь. У него не было своей машины, у него была официальная машина, и только когда у меня родились маленькие дети, он начал, скрепя сердце, её давать, чтобы я их не тащила куда-то на метро. И каждый раз видно было, что он тяжело переживает, что он пользуется машиной этой официальной, служебной. Больше никто не переживал, а он переживал. Шофёр должен был, пока генерал на работе, стоять в гараже, но он ездил по Москве — бомбил, подвозил народ. Мы это узнали, потому что он однажды случайно нас подвёз. Наш генерал — единственный, кому это не нравилось. Самое смешное: у него не было ничего-ничего-ничего, в частности, у него не было дачи. На него на службе написали донос, который заключался в том, что он свою дачу построил из ворованных материалов, а дачи-то не было. Это был в чистом виде конструкт: раз генерал, значит, дача, раз дача, значит, материалы, раз материалы, значит, ворованные. Он был человек кристально честный и позитивный. Ему очень не нравилась ситуация в стране.
«Вас не устраивала ситуация в жилищной сфере?» Конечно, меня не устраивала ситуация в жилищной сфере! «Что, на Ваш взгляд, произошло позитивного в этой сфере после 1991 года? Появление бездомных, гибель пенсионеров, отсутствие возможности получить жильё, перманентный рост тарифов ЖКХ?» Здесь, как всегда,смешиваются две вещи: одно — это экономические законы и экономический строй, который может не пропускать никакое живое движение, это называется социализм, особенно советского образца. Это даже не социализм, а тот строй, который у нас назывался «социализм». А строй, который у нас сейчас установился, вроде капиталистический, он никакое движение экономически не удушает, но, наложенные на невероятное, фантастическое воровство и полную беззаконность, он даёт ужасный результат, который мы все видим. Что касается появления бездомных, гибели пенсионеров и так далее, давайте не будем это приписывать теперешнему строю. Сюда мы припишем бесконтрольный рост тарифов ЖКХ, безусловно, массовое воровство чиновников всех уровней, 50%-ные откаты. Но то, что касается бомжей и пенсионеров начала 90-х, это ничей строй. Это ужасное время, которое могло, может быть, сложиться иначе, но не сложилось, когда тот ужасный советский строй переламывался в то, что мы имеем сейчас — относительное благополучие по большим городам, всё-таки какой-то рост. Я вообще удивляюсь, что это благополучие есть, могло быть гораздо хуже. Когда пытаются имеющимся персоналиям приписать бандитизм начала 90-х… Эти бандиты — это советские дети, пионеры, все те, которых любители Советского Союза хотят считать вихрастыми, солнечноглазыми и милыми мальчишками. Вот из них выросли бандиты. Они выросли не из тех, которые сейчас, а из тех, которые тогда, которые пели песню про орлёнка, про какого-то погибшего комиссара, из ужасных советских лет. Только 90-е начались — вот они, пожалуйста. Поэтому валить всё в одну кучу… Это естественный процесс, понимаете. (Аплодисменты)
Дзядко: Давайте ещё вопросы. «Кто придумал 60-е»?
Толстая: «Кто придумал 60-е такими, какими их знаем мы (молодёжь)?» Есть версия, что это Геннадий Шпаликов и фильм «Я шагаю по Москве». Это к вопросу о том, что читать и что понимать. Я не знаю, что вы понимаете под 60-ми, я не могу сказать, что надо понимать под 60-ми. Я не могу сформулировать образ 60-х, потому что он в фильме «Я шагаю по Москве» не формулируется, хотя он какую-то атмосферу отражает очень хорошо. Шпаликов — гениальный сценарист, совсем прекрасный. Но можно было делать другие картины и другие образы. Я бы не сказала, что это был образ 60-х, я так о фильме «Я шагаю по Москве» не думала. Он просто прекрасный. Он о молодости, он о Москве, он о свободе какой-то, о молодости, когда ещё ничего непонятно, всё ещё впереди — «Над лодкой белый парус распушу, ещё не знаю, с кем». Это про свободу, молодость и обещания — это не про 60-е. Но если 60-е — это свобода, молодость и обещания, то тогда да. Понимаете, в 70-е был невозможен такой фильм, потому что 70-е ощущались как душная комната, где окна и двери закрыты, и ничего хорошего не будет, хорошего фильма уже не покажут. Там не было ощущения молодости и свободы. А в 80-е, в конце 80-х это снова появилось. Это было страшно весёлое время, когда у кого-то молодость, может быть, уже и ушла, но обещания были. То, что они не состоялись — никакие обещания не состоялись, но то, что они у нас были — это совершенно замечательно, и надо судьбе и Господу Богу быть за это благодарным. И даже Михаилу Сергеевичу Горбачёву, хотя он всё делал, чтобы это остановить. Но не вышло — всё это выпустилось, и свобода была прекрасна.