* * *
— Здесь кто-то прошел! — заявил старший караула эльфов, стоя посреди пограничной поляны и оглядывая столпившихся вокруг него стражей. Он не смел смотреть на них обвиняюще, ведь и сам он прошедшей ночью веселился вместе с ними у костра, но именно ему предстояло докладывать Регенту Амальрику о нарушении неприкосновенности границы. Желваки играли на его лице, странно и болезненно напоминавшем лицо измученного ребенка.
— Он был неотличим от ночи, — робко сказал кто-то.
— Если он сумел пройти, значит, он действительно опасен, — рассудил начальник стражи и в сердцах пнул ближайший куст, осыпавшийся в ответ на этот удар дождем мелких красных листочков. — Давно надо было срубить всю эту поросль на приграничной полосе!
Он не хуже прочих знал, что они собирались рубить поросль СЕГОДНЯ. Неприятности обладают пакостным свойством случаться неожиданно. На взгляд человека ночная тень не оставила следов. Ни сломанной ветки, ни примятой травы, ни отпечатков сапог на мягких участках земли, но сейчас эльфы чуяли: здесь кто-то прошел. Хоть они и не обладали нюхом диких зверей, но они ощущали своим вечно голодным, жадным до чужой энергии сознанием слабо пульсирующую ниточку Силы. И легкую тень, окрасившую дотоле безупречный день. Ниточка следа на глазах тончала, частью растворяясь, частью впитываясь в землю.
К чести эльфов, никто из них даже не заикнулся о том, что происшедшее можно было бы утаить от Регента. Бессмертный народ, они прожили немалые сотни лет и накопили большой опыт по части сказочных законов. Тайное непременно выплывет наружу, и тогда, поступившие во вред своему народу, они будут достойны смерти. Как ужасает мысль о смерти существо, для которого она не есть неизбежная расплата за жизнь.
— Мы пойдем за ним, — как будто про себя сказал старший, — пока след еще виден. Я не говорю, что нам непременно придется убить его, но субъект, нарушивший границу, должен быть схвачен, его личность и цели — выяснены, и он всенепременно должен быть завернут назад. Но, повторяю, если он здесь сумел проскользнуть незамеченным, значит, он опасен.
Он не стал говорить, что явственно чует здесь Тьму.
Эльфы разобрали свое вооружение, состоявшее, главным образом, из луков, стрел и кинжалов, и тесной кучкой, легкой трусцой пустились по следу, углубляясь в мертвый лес, таивший в себе Зло и угрозу. Они десять раз подумали бы, прежде чем по своей воле углубляться в его чащу столь малочисленным отрядом, но сейчас им приходилось ликвидировать пагубные последствия собственной небрежности. В рукаве каждого было по шесть метательных стрелок, поясные пряжки представляли собой замаскированные сюрикены. Эльфы слишком малорослы и слабы, чтобы равным оружием противостоять могучему меченосцу, а потому, уступая в силе, стараются извлечь максимальную пользу из искусности и проворства. И все же Зло в этих краях не появлялось столь давно, что в глубине души каждый из них искренне надеялся: тревога вскоре просто и забавно разъяснится.
* * *
Рэй шагал по своим вымершим угодьям. Четырнадцать лет назад, после того памятного поединка, когда был убит Райан, последний принц Черного трона, и восторжествовали Светлые Силы, эльфы под руководством пресловутого Амальрика залили окрестности ядовитым раствором, а Совет установил здесь мертвящую погоду предзимья, постоянный законсервированный заморозок, от которого он пытался спастись быстрой ходьбой. Здесь не чувствовалось ни малейшего проявления жизни. Даже гниение — органический процесс, а стало быть, проявление жизни — было слабым, заторможенным, и опавшие четырнадцать лет назад листья сохраняли свою парадную окраску. Вокруг мертвого леса эльфы соорудили санитарные кордоны, и перебили всех, кто пытался бегством спастись из этих гиблых краев. Загнанная в резервацию злобная нечисть, лишенная своего принца, нашла себе последний приют в Черном замке. Любитель извращенных красот, вероятно, нашел бы здесь чем полюбоваться, но Рэй был не из таких. Его интересовало дело, и он гордился тем, что все вещи стремился называть своими именами. Его дом был разорен, те, к кому он привык, умерли от отравы или, теряя рассудок, утрачивали вместе с ним и свои естественные формы. Ни к кому в отдельности из необъятной толпы нечисти он не испытывал особенно теплых чувств, будучи, как кот, привязан к месту и общей их совокупности, ничуть не обманываясь ни насчет них, ни насчет себя. Единственный среди них человек, он ухитрился прожить среди вечно голодной, едва обладавшей слабыми проблесками разума стаи четыре года, не отнявших у него здоровья, но отравивших его душу дикой неизбывной ненавистью, направленной на одну-единственную личность — на Регента Амальрика, по приказу которого был разорен его дом. Ненависть и страстное желание мстить давали одичавшему мальчишке силы, а охота на все редеющую в этих местах дичь, на вымирающих помаленьку животных — пищу. Пытаясь выжить среди нечисти и зверей, он сам понемногу становился зверем и нечистью, а их считал своим ослабевшим израненным войском, способным растерзать своего полководца, если он даст хоть малейшую слабину.
Так оно, наверное, и произошло бы однажды, если бы случайная встреча не задала его судьбе решительно новое направление. Благодаря этой встрече он получил возможность стать сильнее, чем был, встретил нескольких людей, к которым испытывал теплые чувства, но непререкаемым авторитетом у него пользовался лишь один. По иронии судьбы этот один и был принцем Белого трона, Александром Клайгелем, чья победа в поединке с Райаном позволила эльфам сделать то, что они сделали. Клайгель выхватил его буквально из зубов каменных троллей, и, понимая, кто такой этот мальчишка, и чем рискует он сам, вопреки доводам всех умных советчиков на свете ввел его в свой город, в свою семью. Рэю тогда было тринадцать, а самому Клайгелю… Путник даже остановился и присвистнул, только сейчас произведя расчет. Самому Клайгелю было столько же, сколько ему сейчас. Двадцать три. Этот человек был абсолютно другим, он никогда не был понятен до самого донышка, но одно было очевидно: ему можно было доверить собственную жизнь и — одному в целом свете — позволить в чем-то переубедить себя. Эта семья вжилась в его душу, а десятилетняя Соль Клайгель три года назад заявила свои права на его свободу. Без сомнения, этим не стоило забивать себе голову, идя навстречу своей истинной грозовой судьбе, но он не отказался бы в свободную минутку поболтать с ней. В общем, он видел в ней все ту же потешную малявку, какую впервые встретил десять лет назад, всегда говорившую «взрослые» вещи и иногда завиравшуюся до невозможности. Десять лет разницы. Малявка. Фальшивая Королева эльфов, сотворенная его собственной безжалостной рукой по ее отчаянной просьбе. По правде сказать, тогда он был вовсе не уверен, что дело выгорит, но счастливым образом все утряслось. Была спасена жизнь Саскии Клайгель, матери Солли, была спасена от распада семья принца, была предотвращена казавшаяся неизбежной война с эльфами. Но Клайгели потеряли дочь, сбежавшую к эльфам и упивавшуюся новообретенной властью. Леди Клайгель возненавидела Рэя, лишившего ее дочери, и дальнейшее пребывание мальчика в Тримальхиаре, Белом городе, стало невозможным. Но вопреки всем голосам протеста принц Белого трона не собирался пускать судьбу своего главнейшего потенциального противника на самотек. Он понимал, что Рэй еще недостаточно силен, чтобы выжить в Черном замке, а потому переправил его в другой мир, в местечко под названием Бычий Брод, в Школу Меча, на попечение своего лучшего друга Барнби Готорна, не обладавшего ни малейшими признаками Могущества, а лишь букетом отнюдь не часто встречаемых вместе человеческих достоинств. Этот человек был вторым и последним из тех, кого высокомерный Рэй считал равными себе. Рэй уважал его и принял все, чему тот смог научить его. Рыцарь Готорн подарил ему свой меч, свою Чайку, словно передал ему свое право на несовершенный подвиг. Рэю приглянулся тот мир, он мог бы в нем добиться большего, не имея такого сдерживающего ограничителя как Светлый Совет, но он знал, что хочет делать, и эту дверь закрыл за собой наглухо. Он принадлежал Волшебной Стране.