Большинство пирамид ничем не отличались одна от другой, и лишь руководствуясь Могуществом, как это делали волшебники, или же тысячелетним опытом, как привык он сам, можно было выбрать среди густо занавешенных зеленью, чуть просвечивающих мраморной белизной в высокой траве тропинок нужную, ведущую к нужному месту.
Свита осталась на пороге пирамиды, рассевшись на специально расставленных здесь скамьях, готовая воспрепятствовать любому, кто, не будучи членом Совета, тем не менее дерзнет вмешаться в его ход.
Амальрик спустился вниз по узкой, несколько раз круто поворачивающей лесенке. Пирамида внутри была полой, и весь ее многоступенчатый короб представлял собою лишь свод огромного подземного зала, где его уже ждала леди Джейн.
Здесь было достаточно света благодаря тому, что в ступени пирамиды, в их обращенную к небу, а потому невидимую с земли грань были вмонтированы окна. Спускаясь в зал, Амальрик сделал привычный ритуальный жест, коснувшись двумя сомкнутыми перстами своего лба, губ и сердца, и завершив всю эту серию прикосновением к исполинскому хрустальному шару, мимо которого лежал его путь, символизировавшему победу объединенного Могущества Белого трона над самой прежде неукротимой природой. Там, внутри шара, бесновались свирепые плененные метели, изысканные ледяные узоры покрывали его внутреннюю поверхность, а в Волшебной Стране стояло вечное лето.
Принцесса Белого трона сидела за большим круглым столом, рассчитанным на двенадцать персон — именно таково было точное число членов Совета, и поднялась навстречу эльфу. Длинная мантия из белого льна, расшитая золотыми цветами, была наброшена на ее плечи, ниспадая до пят и с шелестом скользя вслед за ней по плитам, устилавшим пол. Амальрик молча смотрел на нее некоторое время и не испытывал при этом никаких чувств: за полторы тысячи лет он пережил свои эмоции, все, кроме, пожалуй, тревоги. Когда-то он очень хотел, чтобы именно Джейн заняла трон. По разным причинам. Не годилось оставлять Совет без главы, а из тех людей, что в силу белизны могли на этот пост претендовать, Клайгель был в том, другом своем мире, а леди Риз, мать Джейн, не желала обременять себя общественными обязанностями. К тому же оба эти кандидата были крайне неудобны и хотели тратить Могущество лишь по своему личному усмотрению. Леди Джейн, которой тогда исполнилось лишь двадцать, представлялась ему куда более сговорчивой или, по крайней мере, пластичной, но должности распределились вопреки его приоритетам. Клайгель вернулся, и хотя в победе Светлых и установлении долгожданного благодатного мира была его непосредственная заслуга, Амальрик все-таки считал, что, заперевшись у себя в Тримальхиаре и ни разу за семь лет не появившись в Хайпуре, он непростительно пренебрег титулом и налагаемыми им обязанностями, которые лично сам он, Амальрик, в мирное время считал чисто номинальными.
И до чего же все-таки жалка эта смертная порода! Стоило называться принцем, чтобы быть им фактически какие-то глупые семь лет! После чего Клайгель попросту умер, — даже по приблизительным подсчетам Амальрика, путавшегося в продолжительностях жизней различного рода смертных, сделал он это непростительно рано, — а трон заняла Джейн. Но, честно говоря, это была совсем не та Джейн, какую он хотел бы здесь видеть. Он смотрел в лицо женщины тридцати с небольшим лет, очень похожее на лицо ее матери. Не тонкостью черт и красотой, которыми не отличалась Риз, и которые она, по всей видимости, унаследовала от отца, Рамсея, но выражением спокойной уверенности в своих силах и в собственной белизне, которая, как он помнил, была досадной чертой всех встретившихся ему за долгую жизнь Белых. Интересно, недоумевал он, как можно быть хоть в чем-то уверенным столь непоколебимо, прожив на свете каких-то тридцать лет?
Он поклонился ей с горделивостью значительной персоны, прочитав в ответ на ее, казалось бы, неподвижном лице уважение и неприязнь. Он привык и к тому, и к другому. Прочие члены Совета неоднократно высказывали ему более или менее обоснованные претензии, и он, разумеется, понимал, чем они раздражены: тем, что присутствие в Совете эльфа — а тем более одного и того же эльфа — священно и неколебимо. На том держится Совет. Он находил утешение в том, что все, что им делается, делается на благо эльфов. Но Джейн не упрекала его никогда, она никогда не спешила высказать все, что имеется у нее на уме, и потому он считал ее почти равной себе и опасался.
— Ты встревожен, — сказала она утвердительно, хотя он знал, что его лицо бесстрастно, словно алебастровая маска. — Твоя тревога касается нас всех?
— Пока не знаю, — отвечал Амальрик, садясь на свое место, на высокое кресло, устроенное с таким расчетом, чтобы его глаза оказались на одном уровне с глазами высокорослой принцессы.
— Но если моя тревога обоснована, то все мы рискуем в самое ближайшее время обнаружить себя сидящими в одной большой вонючей луже.
Его собеседница позволила себе мелькнувшую в углу рта усмешку, ничуть не смягчившую неприязненное выражение ее глаз.
— Как часто ты проверяешь Черный Замок? — спросил Регент, щелкнув ногтем по хрустальной поверхности палантира, миниатюрной копии Шара Зимы, стоявшего посреди стола.
— Я всегда полагала, что эта территория — место твоих жизненных интересов.
— Мне бы твое Могущество, — медленно сказал он. — Так — насколько часто?
— В лес я заглядываю где-то раз в месяц, — ответила принцесса. — Там тихо. А сам Замок опутан такой тьмой охранных и блокирующих заклятий, что через палантир туда не пробиться. Это все равно что блуждать наощупь в черном тумане. Даже если там нет никого, само место весьма успешно противостоит наблюдению. Сказать по-правде, попытавшись прорваться пару раз, я бросила это безнадежное дело.
— Ты ничего не могла там РАЗГЛЯДЕТЬ, — задумчиво сказал Амальрик, — но ты могла бы ПОЧУВСТВОВАТЬ, если бы там что-нибудь изменилось?
— Почти наверняка, — согласилась Джейн. — Но что произошло, и почему именно сейчас и с такой секретностью от прочих?
— Потому что я не уверен. Произошло событие, которому я не могу подыскать объяснения. Мне не хотелось бы раньше времени поднимать шум, тем более, что это может повредить как моей личной репутации, так и имиджу руководимого мною народа.
Ее заинтересованность была пока еще очень легкой. Она знала о том, что ему известно о ее неприязни, и уважала его за то, что он никак не реагировал на нее. В сущности, она была уверена, что для него она — очередная однодневка, по злой прихоти одаренная Могуществом, имея которое сам он мог бы достичь высот, не снившихся ни одному честолюбцу. Но этот эльф не знал ни зависти, ни обиды, ни привязанностей. Интересно, подумала она, а доступен ли он страху?
— У меня пропали эльфы, — сказал Амальрик.
Тонкие брови Джейн шевельнулись.
— Ваш народ никогда не сидел на месте. Мало ли куда поманили их мечты и звездный свет.
Амальрик покачал головой.
— Они не были частными лицами. Пропала караульная группа, несшая дозоры на одном из участков границы с землями, ранее контролировавшимися Черным Замком. Эти эльфы не могли покинуть пост под влиянием мимолетного настроения. Их пропажу обнаружил смежный пост, но по меньшей мере двое суток граница оставалась открытой. Мы не смогли даже выяснить направления их движения: как ты знаешь, эльфы не оставляют следов.
— Когда что-либо или кто-либо пропадает таким образом, у людей принято говорить: «Эльфы унесли», — хмыкнула Джейн.
— Шутки здесь неуместны, — отpубил эльф. — Разумеется, была снаряжена поисковая группа.
— В каком направлении?
— В том, что считалось самым опасным. И вот что я скажу тебе, принцесса. Они тоже не вернулись.