В Англии, например, в Ботаническом саду Кью, близ Лондона, живут черви турбеллярии, которые нигде больше в мире не встречаются. Но и сад в Кью не родной их дом. Когда-то попали они из тропиков в Англию, акклиматизировались здесь и вот живут. Но из каких тропиков, когда и как — неизвестно.
В гигантской оранжерее Пальменхауз, под Берлином, тоже поселилось много разных тропических насекомых. Их никто никогда не привозил сюда. Сами прибыли вместе с экзотическими деревьями из Южной Америки, Азии и Африки. В оранжерее круглый год поддерживали тропическую температуру и влажность, поэтому все членистоногие иммигранты неплохо себя чувствовали. Немецкие зоологи тоже были довольны: они могли производить полевые исследования без утомительных путешествий. Тропики были под рукой.
Среди многочисленных тропических муравьев, пауков, тысяченожек и жуков по деревьям Пальменхауза прыгало существо совершенно необычное. Оно на весь мир прославило Пальменхауз.
Это была флугиола[36], полусверчок-полукузнечик. Миниатюрное, хрупкое создание длиной с ноготь большого пальца, длинноусое, длинноногое и зеленое.
Никто никогда не находил в Пальменхаузе его самцов, но самки-флугиолы регулярно откладывали на листочках небольшие кучки яичек.
Флугиолы охотились на тлей и червецов, злейших вредителей деревьев, поэтому в Пальменхаузе не было более желанных гостей, чем флугиолы. Немецкие энтомологи посвятили им целые тома научных изысканий. Хорошо изучили их и биологию, и физиологию, и экологию. Не знали лишь одного: откуда эти столь полезные иммигранты прибыли в Германию. Об их родине можно было только догадываться: похожего на флугиолу сверчка поймали однажды в Южной Америке. Из этого заключили, что Южная Америка и была, по-видимому, родиной флугиолы.
«Была», потому что о флугиолах можно говорить теперь только в прошедшем времени: все они погибли в 1944 году, когда авиационной бомбой был разрушен Пальменхауз и северный холод, устремившись через разбитые стекла в оранжерею, убил всех ее тропических переселенцев.
Победные марши филлоксеры и китайского краба
Флугиолы погибли, однако многие другие незваные гости из далеких стран прочно обосновались в Европе, и история их победных маршей хорошо изучена.
Самая нежеланная иммигрантка из них — филлоксера.
В 1853 году американский ученый Аза Фитч поймал на листьях виноградной лозы маленькое насекомое. Это была тля, но тля неизвестного ему вида. В анналы науки это насекомое тоже еще не было внесено. Доктор Фитч назвал открытую им тлю Pemphigus vitifolii. Так бы ей и именоваться, но даже из зоологических правил приоритета бывают исключения: почему-то пемфигуса стали называть не первым, законным его именем, а другим, присвоенным ему во Франции — Phylloxera vastatrix. (Впрочем, у филлоксеры есть еще два научных названия, которыми зоологи наградили ее в Англии и Германии.)
В 1868 году филлоксера объявилась вдруг во Франции, около Авиньона, и сразу один за другим стали сохнуть прославленные виноградники этой страны. Филлоксера, поселяясь на корнях, высасывала из них все соки, и лоза погибала. В короткий срок филлоксера уничтожила во Франции два с половиной миллиона акров виноградников. Виноделы вынуждены были покупать за границей виноград, чтобы выполнить свои обязательства перед оптовиками. В 1900 году правительство Франции подсчитало убытки, понесенные от филлоксеры: в актах, обвиняющих филлоксеру, указывалась огромная цифра — десять миллиардов золотых франков! Между тем страшная тля продолжала свой разрушительный поход по Европе, сея всюду горе и разорение. В 1869 году она уже свирепствовала в окрестностях Женевы. Отсюда двинулась вниз по Рейну и вскоре опустошила виноградники вокруг Бонна. Затем нанесла визит Австрии и прочно там обосновалась.
В 1880 году филлоксера была уже в Крыму, а еще через год нашли ее в Сухуми, потом на Кубани, в Бессарабии и, наконец, близ Ташкента. По всей стране забили тревогу. Отряды добровольцев (студенты, гимназисты) отправлялись на борьбу с филлоксерой. Пропитывали землю купоросом. Заливали корни лозы водой, чтобы утопить тлей.
К тому времени в Америке изобрели более эффективное оружие. Энтомолог Чарлз Рейли заметил: тысячи американских филлоксер падают жертвами маленьких клещей. Он предложил привезти этих клещей в Европу и выпустить их здесь на виноградниках. Так и сделали. Это было первое в истории испытание биологического метода борьбы с сельскохозяйственными вредителями.
Рейли установил также, что американские сорта винограда меньше поражаются филлоксерой, чем европейские. Стали из Америки привозить лозу, и на ней, как на подвое, разводили местные сорта, то есть, попросту говоря, европейской лозе приделали американские корни и… спасли положение. Филлоксера теперь уже далеко не так страшна, как в первые годы своего опустошительного марша.
Не успели еще биологи разделаться с филлоксерой, как новая беда пришла в Европу: китайский мохнатоногий краб грозил лишить рыбаков их скромных доходов.
Родина его — Китайское море. Живет он здесь у берегов и в устьях рек. Заплывает и в реки, поднимаясь вверх по течению на тысячи верст. Так что краб этот полуморской полупресноводный катадром, как мы уже знаем. Краб не крупный — не больше мизинца, а клешни, в особенности у самцов, он словно в муфте греет: украшены они густой порослью длинных бурых «волос». Потому и называют краба мохнатоногим.
Дату его появления в Европе биологи хорошо помнят — 29 сентября 1912 года. В тот день маленького китайского крабика немецкие рыбаки поймали в реке Аллер, притоке Везера, и с удивлением его рассматривали. Два года спустя второй такой краб запутался в сетях в устье Эльбы.
За двадцать лет китайский краб расширил свои владения на четыреста километров к западу от Везера и на девять- сот к востоку. Во множестве он заселил Везер, Эльбу, Рейн и Одер. В ту пору мелководья Северного моря буквально кишели крабами с муфтами на клешнях. На речных плотинах уничтожали миллионы стремившихся на континент крабов.
Не понятно, почему китайскому крабу не полюбилась сама Эльба, но притоки ее он заполнил несметными полчищами. В Хафеле, речушке, протекающей на окраинах берлинских предместий, ежедневно добывали около пятнадцати тонн взрослых и молодых крабов и удобряли ими поля.
Газеты всех стран, раскинувшихся по берегам Северного и Балтийского морей, от Бельгии и до Финляндии, метали громы и молнии против непрошеных иммигрантов. Крабы причинили немалые убытки рыболовству. Они ловко воровали наживку и рыбу, попавшую в сети, рвали и сами сети. Подрывали бесчисленными норами плотины и дамбы. Никто не знал, как с ними бороться.
Никто не знал также, как они попали в Европу. Наверное, в цистернах с балластной водой пароходов — так думают. А может быть, и другим путем.
Головокружительная карьера колорадского жука
Этот малоприметный жучок тихо и мирно жил на восточных склонах Скалистых гор американского Запада. Сонно жевал местную траву — колорадский паслен. Он и сам не ожидал, конечно, что вскоре перед его именем содрогнутся величайшие страны мира.
Не жук пришел к человеку. Человек пришел к жуку. Американская цивилизация, распространяясь к западу, добралась до Скалистых гор. Вместе с ней добрались сюда и поля картофеля. Картофель, по мнению ботаников, мало чем отличается от паслена. Жук, говорит Вилли Лей, согласился с этим. Больше того, он решил даже, что листья у картофеля вкуснее, чем у дикого паслена, и стал с аппетитом их поедать.
У колорадского жука есть еще одна слабость: он исключительно «чадолюбив». Как только весной зазеленеет на грядках картофель, жуки пробуждаются от зимнего оцепенения и набрасываются на молодые листочки. Самки, не мешкая, размножаются: на листочках, которые еще уцелели, они откладывают желтые яички. Каждая — около семисот яиц. Из яиц выходят личинки и тоже едят листья. Ударными темпами личинки превращаются в жуков, и те опять размножаются. За лето успевает расплодиться около трех поколений колорадских жуков, так что к осени каждая жучиха оставляет около восьмидесяти миллионов прожорливых потомков!