А вот и тот Костин рассказ. Не Костин, конечно, докторский, но не так уж это существенно. И тоже не моими, его словами...
Глава 9
Глава 9
Когда-то грех ему было пенять на судьбу. Все путем шло, без обломов. Еще не закончив университет, Костя увидел свой рассказ опубликованным в толстом журнале. Вскоре первая книжка вышла, затем в Москве издали - это вообще Эверест для провинциального нераскрученного автора, редкостная удача. И женился удачно - Света умница была и красавица. И друзьями господь не обидел, особенно Гариком - с ним они с первого же курса так сдружились, как не с каждым братом сблизишься. Костя после диплома в аспирантуру подался, а Гарика сразу на радио взяли, тоже не каждый похвастать может. В одном лишь везения не было: не получалось у Светы сохранить до положенного срока беременность, несколько лет прожили бездетными, прошли все мыслимые и немыслимые врачебные и неврачебные круги, знакомые собратьям по несчастью, не помогало. Печалился К просто зациклилась на этом, белый свет не мил. Когда Вовка родился, счастливей их никого на свете не было. И словно воздалось им за все былые мучения, мальчик получился замечательный. Хватило бы уже одного того, что по большому счету не захворал ни разу, здоровенький рос и смышленый, никогда горя с ним не знали. Плаваньем занимался, за городскую сборную выступал, по-английски шпарил как по-русски, учился отлично. Утеха родительская. Ко всему еще - откуда что взялось, сам Костя похвастать этим не мог - рукастый был, с техникой в ладу.
И снова жить бы да радоваться, если бы Гарик не учудил. Женился он на девчонке тоже с их филологического факультета, пристроились оба неплохо, она на кафедре, обосновались прочно, тоже сынишку родили. Хиловатого, правда, ребенка, с легкими у него большие проблемы были. И вдруг бросили они всё, уехали в деревню, откуда жена его родом, осели там, оба в школе преподавали, Гарик еще клубом заведовал. Костя так и не понял до конца - то ли из-за частот болевшего сынишки, то ли внезапное помешательство на них нашло, в народничество ударились, то ли Гарикова теща тут какую-то роль сыграла. Гарик отшучивался, именовал Костю городским сумасшедшим, говорил, что это не его, а Костино семейство пожалеть надо. Уехал Гарик - и сразу жизнь без него потускнела, продырявилась. Виделись, конечно, время от времени, Гарик в город по каким-нибудь надобностям приезжал, Костя изредка к нему наведывался, но всё не то было. Никак не мог Костя привыкнуть, приспособиться к его отсутствию, к невозможности в любой нужный момент повидаться с ним, пообщаться. Свет клином на Гарике не сошелся, приятелей хватало, но разве с Гариком сравнить?
Каждый приезд к Гарику был маленьким праздником. Порой Костя ему в самом деле завидовал. Его просторному дому с садиком на тихой околице, подступавшему близко лесочку. А сынишка его в самом деле здесь поздоровел, впервые румянец на щеках проступил, тут Гарик точно не прогадал. Одно лишь там немного напрягало Костю. Бегал по двору пес, громадный, черный, кудлатый, по кличке Пахан - это Гарик так позабавился. Костю Пахан сразу же почему-то невзлюбил, заходился свирепым лаем и рвался с цепи, когда тот заходил во двор. Гарику приходилось загонять его в будку, чтобы Костя мог войти в дом. И выйти из дома без Гарика тоже было не просто. Костя отвечал псу взаимностью. Он вообще с детства не любил и откровенно побаивался собак. Пахан, наверное, как-то чуял это, становился агрессивным. Собаки, говорят, нападают в основном на тех, кто их боится, будто бы вызывает у них агрессию запах испугавшегося человека. Гарик, впрочем, выдвигал другую теорию - у Кости жил кот, с рук не слезал, именно этот запах улавливал ненавидящий кошачье племя Пахан. Трудно сказать, верна ли была Гарикова версия, но что Костю, завзятого кошатника, - сколько помнил себя, в доме у него жили кошки - всегда не жаловали собаки, факт неоспоримый. Да он и сам к ним старался не приближаться, обходил стороной.
Было, правда, одно исключение. В том же Гариковом дворе. Однажды, приехав к нему, Костя увидел там маленькую рыжую собачонку. Завидев Костю, она подбежала, приветливо помахивая хвостом, ластясь к нему. Известно, что ни одно, исключая человека, животное не способно улыбаться. Эта захудалая собачонка была, значит, исключением. Одарив застывшего Костю лучезарным взглядом - смесь из умиления, счастья и обещания любить вечно, - упала на спину, задрав кверху лапки, надеясь, судя по всему, что гость разделит с ней блаженство встречи, почешет ей животик. Или, тоже вариант, демонстрировала таким образом, что полностью отдает себя в его руки.