Прошло еще несколько минут, и то, чего наверняка ждал дядя Витя, свершилось - темный оконный прямоугольник ярко зажелетел. Вскоре появились папа и Тася, прильнули друг к дружке под зонтиком и зашагали вниз по улице. Дядя Витя выбрался из магазина и направился к своему дому, в квартиру, где папа, уходя, по-шпионски оставил не выключенным свет...
Домой я бежал. Быстро бежал. Не потому, что спешил, опаздывал. И не потому, что не хотел мокнуть под разгулявшимся к вечеру дождем. Просто когда бежишь, меньше, кажется, досада гложет, будто пытаешься удрать от нее. Или от самого себя. Лицо у меня было мокрым, но вряд ли только от дождя...
Много раз доводилось мне слышать и читать выражение «обидно до слез». Но раньше думал, что это не более чем красивая фраза. Верней, вообще не думал об этом - только сейчас испытал. Бывает, оказывается, в самом деле обидно до слез. Сегодня - до моих слез. И я судорожно глотал их - горькие, вязкие, бессильные...
Я прекрасно знал, чем они там, в оставленной им Витей квартире, занимались. Давно знал, с детского сада, по тем таинственным пацаньим разговорам, что ведутся шепотом, с придыханием, с оглядкой, чтобы не подслушали. От которых сердце колотится и сбивается дыхание. От которых и стыдно, и противно, и сладко, и не хочется слушать, и уходить не хочется. Но в последний год знал не по чьим-то рассказам и выдумкам - видел своими глазами. Насмотрелся под завязку. С тех пор, как Санин отец купил видик...
Эти кассеты он прятал в ящике письменного стола, запирал их на ключ. И, похоже, в самом деле считал, что никому не добраться до его «порнухи». Вот бы подарочек ему был, если б увидел, как запросто управляется с ящичным замком Саня - обыкновенным загнутым гвоздиком. Кассеты менялись часто, так что нам с Саней скучать не приходилось. Сначала, конечно, у меня, что называется, глаза на лоб лезли. И такая удушливая волна захлестывала - на сидевшего рядом Саню поглядеть стыдился. А он - на меня. Но понемногу освоились, попривыкли, обменивались впечатлениями, даже оценивали, сравнивали. По правде сказать, мне эти фильмы уже приелись, неинтересными стали - слишком, наверное, много посмотрел. И во всех одно и то же - долго, подробно, а главное, как-то очень уж просто, откровенно, незамысловато. Словно бы один и тот же нескончаемый сериал все время смотришь. Но, может быть, это у них так принято, все дозволено, а у нас, ну... посердечней все-таки, почестней?
Короче, чем они там, в пустой Витиной квартире, занимались, я прекрасно знал. И обидно до слез делалось оттого, что прекрасно знал. Тася... С папой... И на скудное воображение жаловаться мне грех было, лучше бы оно у меня вообще сгинуло...
Я бежал и бежал, не разбирая дороги, разбрызгивая лужи, всхлипывая и дергаясь. Тася, такая красивая, такая нежная, такая гордая... С моим папой... Голые, бесстыжие...
Но разве было бы легче, если бы папа изменял маме не с Тасей, а с какой-нибудь другой женщиной? Эта мысль пришла ко мне внезапно, сверкнула, как виденная ночью быстрая молния. Самая важная, самая для меня едкая и тягостная мысль. Ведь это же из-за мамы, только из-за мамы, из-за гадко обманутой, преданной мамы должен был я так сейчас мучиться, страдать. И вдруг чуть ли не со страхом, с отвращением к самому себе осознал, четко осознал, что было бы легче. Несравнимо легче. Несравнимо...
Недалеко от дома я перешел на шаг, чтоб успокоиться немного, восстановить дыхание, поостыть. Чтобы мама не заметила. Да, она скоро все равно дознается, сомневаться не приходилось. Дознается, потому что папа уйдет от нас, от нее, от меня, от Ленки, женится на Тасе. Он теперь обязан так поступить, как любой порядочный человек на его месте. А папа, какие бы чувства я к нему теперь ни испытывал, все-таки человек, наверное, порядочный. Хоть и враль он первостатейный, и предатель. В конце концов, незамужняя Тася просто не позволит - тоже как порядочная? - чтобы он после всего поступил с ней иначе. Как именно не позволит, сказать трудно, но ведь не позволит же. Но пусть мама узнает об этом позже. И без меня...
Папа пришел домой через сорок пять минут. Обнял маму, поцеловал и сказал:
- Что может быть лучше в этом безумном мире, чем вернуться в родимый дом в такую мерзкую погоду? А если еще тебя покормят чем-нибудь вкусненьким ... Чем это у тебя так одуряюще пахнет на кухне?
А мама в ответ улыбнулась:
- Такого обжору как ты свет не видывал! И куда только все девается?
Но я понимал, и по голосу ее, и по глазам, что думает она вовсе не так, как говорит. Раньше мне даже в голову не приходило, любит ли мама папу. Они казались мне единым, неразделимым организмом - мамапапа. А сейчас вдруг увидел, что любит его. Как женщина любит мужчину...