А я неожиданно почувствовал, что мне очень нравится прикосновение Тасиной теплой руки. Ну, например, как если бы мама погладила. Даже удивился. И не захотел, чтобы она сразу ушла. Надо было что-нибудь у нее спросить, чтобы задержалась она в палате, затеять какой-нибудь разговор, но ни одна путная мысль не приходила в голову. В самый последний момент нашелся:
- А капельницу мне сделают?
- Да ты, я вижу, в медицине подкован! - Улыбка у нее замечательная, зубы белые, ровные, один к одному. И глаза хорошие - серые, смеющиеся. У нее, наверное, всегда хорошее настроение. - Это, Миша, врач решит. Если сочтет нужным назначить тебе литическую смесь - будет и капельница.
Про литическую смесь я уже спросить не рискнул, и вообще вдруг забеспокоился отчего-то, засмущался. Тася ушла, гладить меня больше не стала.
Глава 2
Глава 2
Капельницу мне все-таки сделали. Теперь я знал, что такое капельница. Это бутылка с красной резиновой кишкой, на конце которой иголка. Иголка вставляется в вену на руке. И жидкость через иголку, капля за каплей вливается прямо в кровь. Долго капает, больше часа.
Если честно, попсиховал я здорово. Когда медсестра - не Тася, другая, пожилая - собралась вену проткнуть. Мне уже приходилось однажды - совсем еще маленьким был - колоть вену, анализ какой-то брали. Я тогда орал, сопротивлялся, мама не могла меня удержать, сбежались все. Не очень-то приятно вспоминать об этом, но что было, то было. Давно уже вышел из того малышовского возраста, понимал, что кожа везде одна и та же - что на руке, что в другом месте, одинаково болит, когда протыкают. А в то, другое место, которое мягким называют, меня не раз кололи. Приятного, конечно, мало, однако потерпеть нетрудно. Но ничего, хоть и ужасно стыдно было, не мог с собой поделать.
То ли вгрызся навечно в сознание тот давний страх, то ли очень толстой игла показалась - сердце, чудилось, из груди выскочит. И сразу мокрым стал, словно из воды вытащили. Не дамся, решил, пусть со мной что хотят делают, как угодно наказывают, родителей зовут, стыдят - все равно не дамся. Не нужна мне никакая капельница, мало ли что врач назначил! У меня и без нее температура уменьшилась. А раз уменьшилась, значит, выздоравливаю.
Упорства прибавляло и то, что в палате никого из пацанов не было - сестра, притащившая стояк с бутылкой, всех выпроводила. Я, защищаясь, натянул одеяло до подбородка и намертво вцепился в его ворсистый край.
- Давай руку, и веди себя как мужчина, - устало вздохнула сестра. - Больно не будет, вот увидишь. Комар тебя кусал когда-нибудь?
Я лишь отрицательно помотал головой - даже зубы расцепить не решился. Слышали мы про этих комаров.
- Неужели не стыдно? - укоризненно покачала она головой. - Мы детишек маленьких колем, а ты вон какой здоровущий! Не упрямься, ты ж у меня не один, работы невпроворот!
Разомкнув одеревеневшие губы, я сказал:
- Мне не надо, я уже выздоровел.
И тут в дверях появилась Тася.
- Ну, - улыбнулась, - как у нас дела?
- Да вот, - еще выразительней вздохнула сестра, - устроил тут...
- Ничего я не устроил! - выпалил я, поспешно высвобождая из - под одеяла руку. - Пошутил просто! Колите сколько хотите, мне не жалко! - И сумел растянуть рот в улыбке.
- Миша у нас молодец, - заговорщицки подмигнула мне Тася. - Парень что надо!
Мне действительно не было больно. Ну, почти не было. И этот положенный час запросто на спине вылежал, пока из бутылки все не выкапало. Три волшебных слова звучали во мне как музыка, бесконечно повторяясь: «парень что надо»...
Но самое тягостное испытание ждало меня впереди. Тася снова появилась, неся прямоугольную металлическую крышку, в которой лежали шприцы, подошла ко мне.
- Поворачивайся на живот, герой, маленький укольчик сделаю.
Я сообразил мгновенно - нужно будет снять перед ней трусы. Легче еще три капельницы вытерпеть.
- Зачем? - глупо спросил я.
- Нужно, - сочувственно качнула плечами Тася. - Ничего не попишешь.
- А можно... в руку? - промямлил я, ощущая, как предательски распаляются щеки.
Она все поняла. Не могла не понять - слишком умные у нее глаза. И улыбка ее в этот раз была другой - чуть ли не виноватой.
- В руку нельзя. Но трусы очень-то спускать не надо, совсем немножко. - Кивнула на мою тумбочку, где лежала книга: - Любишь Ильфа и Петрова?
- Люблю, - еле слышно ответил я, застеснявшись выговорить при ней это слово.