Я не успел приготовиться, висок мой ткнулся в ее грудь, мягкую, податливую. Сначала я испугался. Так бешено заколотилось сердце, такая горячая кровь хлынула в голову - аж в глазах помутилось. Потом растерялся. Я не должен был лежать у нее на груди. Хотя бы потому, что я не малое дитя, не говоря уже обо всем прочем. Но и не мог сразу отшатнуться - слишком уж демонстративно и двусмысленно получилось бы. Но до чего же все-таки хорошо мне было, благодать какая... Вопрос, однако, решился сам собой - Тася, шутливо дернув меня напоследок за ухо, встала, сказала:
- Такого гостя в кухне принимать не будем, да, мама? Помоги, Мишка, стол раздвинуть.
У них такой же стол, как у нас, и, кстати, у Вити тоже - с «ушами». У стены стоит - узенький, места мало занимает, а распрямишь на подпорках «уши» - много людей усадить можно. Я успел уже прийти в себя, обрадовался, что появилась спасительная возможность чем-то заняться, отвлечься.
Я презирал себя. Раскис, разнюнился! Поулыбалась Тася, приласкала - и куда что делось! Только хвостика не хватает, чтобы по щенячьи вилять им, выказывая хозяйке обожание. Изо всех сил старался вновь настроить себя против Таси. Вовремя вспомнил, что у Вити не только такой же стол. У него и диван такой же, и тоже у стены напротив окна. Диван, на котором Тася с папой... Но нужная злость почему-то не приходила, затаилась где-то...
Мы сидели за покрытым белой скатертью столом, пили чай с овсяным - я в самом деле люблю его - печеньем. Валентина Ивановна вдруг насторожилась, замерла, не донеся чашку до рта, прислушиваясь. Потом как-то странно, кривовато улыбнулась:
- Всякая чертовщина уже мерещится, каждого шороха пугаюсь. Нервы никуда стали.
Я никак на ее слова не отреагировал - будто бы вообще не понял, о чем речь. Лишь колени под столом крепко сжал, чтобы не дрожали.
- Представляешь, Мишка, - хмыкнула Тася, - не везет нам что-то последнее время. То стекло кто-то разобьет, то замок на двери испортит...
- Полдня в дом попасть не могли, - подхватила Валентина Ивановна. - Пока слесаря нашли, пока новый замок купили, да еще по этим сумасшедшим ценам! Мы же одни...
- Не надо, мама, Мише это не интересно, - перебила ее Тася.
- Почему... Очень интересно, - выдавил я из себя, поспешно засунул в рот овсяной кружок и принялся усиленно, словно он резиновый, жевать.
- Будь с нами отец, - вздохнула Валентина Ивановна, - все бы иначе было. Не посмели бы эти мерзавцы... Издеваются...
Я сообразил, что она говорит не о своем отце, а о Тасином, о своем, значит, муже. Куда-то он делся, оставил, наверное, их одних. Может быть, тоже бросил их, к другой ушел, как мой папа собирается? Сыграл под простачка:
- А где ваш отец?
- Умер, Мишенька, умер, - еще безысходней вздохнула Валентина Ивановна. - В прошлом году, сердце остановилось. Раз - и не стало. А ведь такой здоровый был, веселый, заводной... Давно ли сорокалетие ему отпраздновали? Люди умные говорили, что не к добру это, да кто ж тогда верил?.. - Вынула платок, поднесла к увлажнившимся глазам.
- Перестань, мама, - попросила Тася. - Пожалуйста.
Печенье застряло у меня в горле. До этой минуты я как-то воспринимал Тасю отдельно от всего остального. Понимал, что у нее, как у любого человека, должны быть и мама, и папа, родственники, друзья, не связанные с больницей дела, интересы. Но мне она виделась ярким, отдельным, не сливавшимся с другими пятнышком, ни от кого и ни от чего не зависящей. Всегда всем довольная, улыбчивая, одевается красиво, ходит воображалисто... А у нее в прошлом году отец умер, совсем молодой. Молодой, конечно, это лишь кажется, что сорок лет - очень много. Моему папе почти столько же, разве он старый? Для Таси - старый, а вообще... Если бы с моим папой такое случилось... И конечно же непросто им было найти деньги на новое стекло, на замок, на этого слесаря...Тася ведь медсестрой работает, не в автосервисе, и живут они, по всему видать, не очень-то...
Валентина Ивановна всхлипнула, переместила мокрый платок от глаз к носу. Тася выбралась из-за стола, подошла к ней сзади, обняла за шею, уткнулась лицом в мамины волосы:
- Ну не надо, мама. И никто над нами не издевается. Мальчишки какие-нибудь, озорники. Кому мы нужны?
- Вот пусть бы их матери, - шмыгала в носовой платок Валентина Ивановна, - побегали, как я головой о стенку поколотились бы, денег назанимали, посмотрела бы я на этих твоих озорников!
- Мам, у нас же гость, - силилась улыбнуться Тася, - Мишка Огурцов! Зачем ему нашими бедами настроение портить? Гляди, как он на тебя вытаращился! Сейчас вместе с тобой заплачет! - Перешла ко мне, точно так же, как недавно маму, обняла, прижала к себе мой затылок. - Не грусти, Мишка, жизнь продолжается! Просто на теплоходе музыка играет, а мы пока стоим на берегу, не пускают нас!