Мне обязательно нужно было с кем-нибудь сейчас пообщаться, расшевелиться. Очень уж одиноким, маленьким, затерянным в громадной черной ночи казался себе. Пусть меня отговаривают, пусть ужасаются, называют дураком - тогда я точно, всем и всему назло, не передумаю. А еще - хотелось немного, ну совсем немного, пофорсить, покуражиться. Если кто-то думает, будто я размазня, рохля, не способный на решительные, отчаянные поступки, то глубоко заблуждается. И этот «кто-то» виделся мне вполне ясно и четко. Достаточно свернуть в подъезд, мимо которого шел, чтобы встретиться с ним. Каких-нибудь полчаса назад ни за что не осмелился бы, но ведь полчаса назад я был совсем другим человеком.
Открыла мне Милина мама. Она у нас, кстати, председательница родительского комитета.
- Огурцов? - удивилась. - Почему так поздно? Что-нибудь случилось?
- Мила дома? - уклонился я от прямого ответа.
- Дома, где ж ей быть в такое время. - И крикнула вглубь квартиры: - Мила, к тебе Огурцов!
Об одном я не подумал. Ее мама могла присутствовать во время нашего разговора, не прогонять же ее. Скорей всего так и случится - слишком поздно пришел, чтобы она не всполошилась, не заподозрила что-то неладное. Вызвать Милу на лестничную площадку? Но как это сделать, какие-такие могут быть у меня с ней тайны?
Мила, увидев меня, поразилась еще больше, чем мама. Зато сориентировалась лучше и быстрей нас всех. Ни о чем не стала спрашивать, сняла с вешалки свою красную куртку, набросила на плечи:
- Мама, я на минутку. - И открыла дверь, выпуская меня. А когда мы остались вдвоем, произнесла знаменитые Ленкины слова: - Ты чего?
На ней был классный, красно-синий спортивный костюм с надписью «РСФСР» на груди. О таком только метать можно. И костюм этот как-то сразу поубавил мою прыть. Я выше ее ростом и на полгода старше, но возникло ощущение, что всё как раз наоборот. Пытаясь уравнять шансы, ляпнул, как не раз уже со мной бывало, не успев подумать:
- Разве тебе костюм выдали, чтобы ты его дома таскала?
- Ты за этим сюда явился на ночь глядя? - ухмыльнулась Мила.
- Не за этим, - буркнул я. - Мне деньги нужны.
Такого оборота Мила явно не ожидала. Даже заикнулась на первом слове:
- К-какие деньги?
- Ну хоть десятку для начала. Если можешь - больше. Я отдам. Скоро. - Приосанился, цыкнул в угол слюной и небрежно добавил: - Я из дома ушел. Пока устроюсь, раскручусь...
- Насовсем ушел? - Милина шея еще длинней стала.
- Еще не решил. Может быть, и насовсем.
- А где ж ты теперь жить будешь?
- Пока на вокзале. - И тут же мысленно выругал себя. Язык без костей! Зачем Миле знать, что я собираюсь околачиваться на вокзале, в бродяжку превращаться? Постарался выкрутиться: - С финансами разобраться надо, потом махну в... одно место.
- Дома поругался?
- Нет, просто надоело все. Не хочу больше.
Мила задумчиво сложила трубочкой губы, словно собиралась засвистеть. Помолчала немного и сказала:
- Ничего у тебя не получится.
- Это почему еще? - с вызовом произнес я.
- Так. Не получится - и всё. Да и поймают тебя сходу. Родители в милицию позвонят, в первую очередь на вокзале искать станут.
Тоже верно. Чертовщина какая-то! Мила ведь не умней меня, девчонка, в конце концов, а уж начитался я - с ней ли сравнивать? Почему же такая элементарная мысль ей сразу пришла в голову, а я не дотумкал? Уж не потому ли, что велел Ленке передать маме с папой, чтобы не искали они меня?
- Не поймают. - Приходилось срочно подпирать качнувшуюся подо мной шаткую лесенку. И защитился папиными словами: - Надеюсь, ты не считаешь меня лопухом?
Судя по ее глазам, считала. Я уже пожалел, что пришел сюда. Пофорсил, покуражился, нечего сказать. Сейчас она еще парочку слов подкинет - и я вообще в таракана превращусь. Надо сматываться, пока не поздно.
- Так дашь взаймы или нет?
- Послушай, Миша. - Мила положила мне руку на плечо. - Если уж ты так решил, дело, конечно, твое.
Мы знакомы много лет, но никогда не прикасались друг к другу. Случалось, идя рядом с ней, ненароком дотрагивался я до ее кисти. Делал вид, что даже не заметил этого, но каждый раз сердце на секунду замирало и дыхание в груди задерживалось....
Тепло ее ладони не могло проникнуть через куртку и свитер, такое физически невозможно, однако я каким-то невероятным образом ощутил его. Она продолжала что-то говорить, я слышал ее голос, видел, как шевелятся ее губы, но ни слова толком не понимал. Наваждение какое-то. Надо быть совершенно слепым и безмозглым, чтобы посчитать, будто Милу не сравнить с Тасей, со всеми Тасиными улыбками и гитарами. По крайней мере у Милы одно лицо, а не два, и говорит что думает, не притворяется.