Глава 17
Глава 17
Ленка, заждавшись меня, сидела перед телевизором, жевала колбасу из холодильника. Как всегда, без хлеба. Я отчитал ее за это - она смотрела на меня виноватыми мамиными глазами, - накормил гороховым супом, вермишелью с котлетой, поел и сам вместе с ней. Ленка капризничала, она не любит вермишель. У нас никто ее не любит, мы раньше на гарнир обычно картошку ели, пока не стала она такой дорогой. И Ленка уже не маленькая, должна соображать.
Она была последним членом нашей семьи, еще недавно дружной, веселой, которого я видел перед бегством. И никому, мне прежде всего, неизвестно, как долго продлится разлука. Я раньше не принимал Ленку всерьез, не особенно с ней церемонился, редко играл, баловал, и теперь жалел об этом. Она хорошая девчонка, Ленка, и умница - о вчерашнем происшествии ни словечка не вымолвила, как не было ничего. Что я мог сделать напоследок для нее хорошего? Разрешить не есть вермишель? Разве что...
- Ладно, - сказал я ей, - иди гуляй. - И многозначительно, загадочно прибавил: - Пока есть куда возвращаться.
Ленка в тонкости моего изречения вникать не стала, но вдруг заявила, что гулять не пойдет, потому что скоро будут показывать мультики. Я не настаивал - в конце концов, несложно собрать вещички, пока она смотрит телевизор. Ленка ушла в большую комнату, а я заставил себя съесть еще одну котлету и выпить две чашки сладкого чая, напирая на хлеб. Следовало хорошо подзаправиться - неизвестно, когда и где доведется есть и пить в следующий раз...
В запасе у меня оставалось больше двух часов, приступил к делу основательно, без суеты. Положил перед собой чистый лист бумаги - так мама делала, пакуя вещи в дорогу, - и принялся вписывать предметы, которые необходимо взять. Затем, кладя в сумку, их надо по оному вычеркивать. Кажется, не забыл ничего - туалетные принадлежности, свитер, спортивный костюм, рубашки, носки, дневник. Книжек решил взять три: Ильфа и Петрова, «Мастера» Булгакова и стихи Остера. Когда-то я занимался плаваньем, купили мне спортивную сумку - синюю, с белой надписью «Динамо». Была она довольно вместительной, однако еле впихнул в нее списочное имущество. Остера пришлось вернуть на полку, потому что молния не застегивалась. Оставалось самое последнее, самое тягостное.
Я взял еще один чистый лист, написал сверху и посредине: «Дорогая мамочка!». Поставил восклицательный знак и вытер кулаками брызнувшие из глаз слезы. Сами полились, без моего участия. Посидел немного, отчаянно жалея и себя, и маму, настроился, вывел еще одну фразу: «Не сердись на меня, я иначе поступить не мог»...
Не думал, что обыкновенное письмо, скорей даже записка, так трудно мне дастся. Искал какие-то единственные, все объяснявшие слова, исправлял, зачеркивал. Не меньше урока по времени ушло, пока я переписал свое послание набело. Воткнул последнюю точку, еще раз медленно перечитал, чтобы не добавлять маме огорчений грамматическими ошибками.
«Дорогая мамочка! Не сердись на меня, пожалуйста, я иначе поступить не мог. Я не убегаю, я уезжаю к бабушке. Пока у нее поживу, закончу последнюю четверть, а там уже и лето наступит. Когда-нибудь я все тебе объясню, но когда, пока не знаю. И ты поймешь меня, не будешь называть жестоким и бессердечным и что в могилу хочу тебя загнать. Я тебя очень люблю и Ленку тоже, хочу, чтобы вам было хорошо. А когда вам плохо, я не могу это видеть, а помочь ничем не могу. Ты не волнуйся, деньги у меня есть. Я продал велосипед, это стыдно, но марки никому не нужны и времени не было. Я тебя буду все время вспоминать, часто писать и звонить по телефону. И учиться буду хорошо, и читать, и зарядку делать, помогать бабушке и вести себя хорошо. А потом мы снова встретимся и больше уже никогда не будем расставаться. Я никогда не женюсь и буду все время заботиться о тебе и о Ленке. Береги себя и не носи тяжелое, а то опять радикулитом заболеешь. Целую, твой Миша».
Можно было, конечно, еще подработать, подправить, но приходилось торопиться. Черновик я скомкал и засунул в карман, а беловик сложил вдвое и прикрыл на столе книгой, чтобы Ленка до поры не наткнулась. Взял раздувшуюся сумку, поставил ее возле выхода и вошел в комнату. Часы показывали двадцать минут пятого. Ленка, забравшись на диван с ногами, смотрела кино. Как проститься с ней, что сказать? Подошел, привычно дернул ее за косичку и заставил себя улыбнуться: