Мы заявились последними - остальные четверо уже сидели. Напротив нас - парень в джинсовом костюме, с длинными, до плеч, волосами и толстая, с сонными глазами тетка в болоньевом плаще. Сбоку, разделенные выдвигавшимся из полки столиком, - дедушка с бабушкой. Я ко всем приглядывался, потому что ехать вместе предстояло долго, надо было подготовиться к любым возможным ситуациям, мало ли чего. Парень оценивающе посмотрел на Светлану, приподнялся, церемонно поклонился, изящно махнул кистью в сторону наших вещей, брошенных на пол:
- Прикажете подать это наверх?
- Подайте, - холодно сказала Светлана. - Одни чемоданы, сумки не трогайте.
Парень ловко, словно они ничего не весили, забросил чемоданы на третью полку, снова картинно склонил голову:
- Какие будут дальнейшие указания?
- Не мельтешить, - поморщилась Светлана. Сняла плащ, повесила на крюк возле окна, устало вытянула ноги и закрыла глаза, привалившись затылком к перегородке.
Я тоже скинул куртку, повесил сверху на ее плащ и принял такую же позу, только глаза не закрыл и ноги до конца не вытянул, потому что некуда было, джинсы парня мешали...
И не заметил, как тронулся поезд. Ни толчка не услышал, ни лязга, даже показалось, что это поехал не наш, а другой, стоявший на соседнем пути. Но вот мы обошли его, все громче, все чаще застучали колеса, оставался позади родной город и всё в месте с ним...
Казалось бы, наступил тот момент, когда мне в самую пору загрустить, испугаться тому, что натворил. Каждая секунда, каждый оборот колеса отдаляли меня от дома, от мамы, от прежней жизни - плохой ли, хорошей, но устоявшейся, привычной, понятной. Впереди ждала меня неизвестность, а неизвестность всегда тревожна. Не говоря уже о том, что бабушка могла не оставить меня у себя - она ведь теперь не одна живет, с чужим, незнакомым мне дедушкой. Отправит назад или, того хуже, отца вызовет. Еще многое предстояло - громадная, страшноватая Москва, где никогда раньше не бывал, неведомый Подольск, улица, дом, известные мне только по надписям на бабушкиных конвертах. Но стучали, стучали, упрямо стучали колеса, вздрагивал, словно не терпелось ему, раскачивался вагон, неслись навстречу, сменяя друг друга, рощицы, домишки, огороды, какие-то элеваторы, трубы, фермы, открывалась мне другая, новая жизнь - таинственная, дразнящая. Жаль, у окна Светлана сидела, плохо было видно...
Глава 18
Глава 18
Пришла проводница отбирать билеты. Выяснилось, что напротив меня внизу едет тетка в болонье, надо мной - дедушка, над теткой - парень, бабушка - сбоку внизу, под Светланой. Проводница спрятала билеты в свой кошель с кармашками, спросила:
- Постели все брать будут?
Мне, вообще-то, простыни-наволочки были ни к чему, прекрасно одну ночь переспал бы на матрасе, деньги зря не потратил бы, но Светлана вопросительно глянула на меня, и я солидно кивнул.
- Тогда выкладывайте по двенадцать рубликов и приходите брать, только живенько, а то у меня времени нет.
- Двенадцать? - ахнула старушка.
- А вы как думали? - усмехнулась проводница. - по рублику, что ли, как раньше? Не засоряйте память.
Я не ахнул, но тоже испытал легкое потрясение. Отнять от шестидесяти двух двенадцать проще простого. Оставалось надеяться, что билет на электричку до Подольска стоит не дороже полтинника, а уж день без еды я как-нибудь проживу. И в который раз подосадовал на свою безалаберность - ведь мог бы хоть бутерброд какой-нибудь из дома прихватить. Еще не поздно было отказаться, но я взглянул на улыбавшееся лицо парня - и промолчал. Лучше голод потерпеть. Да и терпеть, вероятно, не придется, в поезде всегда чаем поят, а он, я помнил, копейки стоит. Вечером попью, утром, а в два часа приедем, до Подольска ехать-то, бабушка рассказывала, каких-то полчаса. Вспомнил об этом и повеселел: если за билет в такую даль семьдесят восемь платить надо, то уж электричка на полчаса - никакого сравнения. Еще по Москве погуляю, на метро покатаюсь, куплю, может, подарок бабушке...