А папа... А папа, может быть, и не сидит у телевизора, с Тасей гуляет. Или не гуляет, опять Витю куда-нибудь спровадил. Тася, правда, обещала, что больше мне за ними шпионить не придется. Но я-то уехал, шпионить некому...
Тетка внизу принялась громко, с бульканьем храпеть. Неужели так всю ночь будет? Мне только ее противных всхлипов не хватало, и без того недавнее мое легкое, безоблачное настроение куда-то улетучилось. Надумал - чем храп этот мерзкий слушать - сходить в тамбур к Светлане с Володей. Спрыгнул на пол, сунул ноги в кеды, открыл первую дверь, перед туалетом, потом вторую... Вторую открыл не сразу - сразу она не поддалась, словно держал ее кто-то с другой стороны...
Конечно же, они целовались. Как я об этом раньше не подумал - долго ведь не возвращались, сколько можно курить? Оба тяжело дышали, помада на Светланиных губах, я это и при тусклом освещении заметил, размазалась, а рука, застегивавшая пуговицы на халатике, вздрагивала. Ничего не стоило сообразить, почему не поддавалась дверь - Вовочка прижал к ней Светочку. Боюсь, я смутился посильней, чем они - пробормотал какую-то абракадабру, захлопнул дверь, поспешил на свою боковушку...
Тетка не утихала, но сейчас мне стало не до ее храпа. Почему я так растерялся? Почему так расстроился? Что и кто мне эти двое, которых я три каких-то часа назад знать не знал и, расставшись в Москве, в жизни больше не увижу? И что здесь, в конце концов, удивительного, недопустимого? Парень и девушка познакомились, понравились друг другу, к тому же вина выпили, белого и красного, намешали. Кроме этого тамбура, им и пообщаться наедине тут негде, не в туалете же закрываться. Досадно мне было, что так быстро у них все сладилось, должны ведь быть какие-то условности, что ли, чтобы уважения к себе не терять? Ну, с Вовочкой этим вопросов нет, но Светлана... Ну нельзя же так. Была б она шалава какая-то, туда ей и дорога, а то ведь нет же, не такая она, по всему видать. А Тася? Та вообще... Отец ее пару раз с работы проводил, в кино сводил и привет от Вити! Нет что-то тут не то, не может такого быть, как папа часто говорит, этого не может быть, потому что не может быть никогда. Или просто так везет мне, нарываюсь на какие-то уникальные случаи, выводы поспешные из них делаю?
Я натянул одеяло на голову, пытаясь избавиться от теткиного бульканья, от желчного вагонного света, отгородиться от всех и от всего. Если б можно еще было от мыслей своих муторных куда-то спрятаться...
Что изменилось в мире за несколько последних дней? Или что-то во мне изменилось? Такое впечатление, что все вокруг одним лишь озабочены, всё в итоге к этому сводится. И молодые, и немолодые...
Бабушка! И бабушка... Если даже предположить, что это я изменился, так не за эти же считанные дни! Почему лишь сегодня, сейчас изумился я тому, что моя бабушка - а ей действительно шестьдесят - год назад вышла замуж? Шестьдесят - это не просто много, это очень много, это глубокая старость. Оставила нас, родных, уехала далеко, навсегда, бросила всё... Поменяла нас на чужого, неизвестного деда, которого знала всего три недели. Зачем? Для того чтобы спать с ним? Неужели ей, седой и морщинистой, тоже нужна любовь? И какая там у них может быть в такие годы любовь? А если не любовь - то что? У них была свадьба, самая настоящая, я фотографии видел. Видел на них жениха - лысого, худого, с мешками под глазами, зубы железные. Еще и болеет он все время, почки у него, сердце, бабушка пишет, что ухаживать за ним надо как за малым ребенком, оставлять надолго одного нельзя... Зачем ей это?
В позапрошлом году бабушка поехала в санаторий подлечить суставы, познакомилась там с этим Германом Петровичем. Как она, интересно его зовет? Гера? Хорош Гера... Переписывались, бабушка каждый день к почтовому ящику бегала, волновалась. А потом собралась - и уехала к нему в Подольск. Одна уехала, бравый жених Герман Петрович не примчался за ней, почки у него опять забарахлили... А Ленка в первый класс пошла, смотреть за ней некому, маму радикулит донимал и вообще... Вот уж сюрпризик для всех был! По-моему, один папа не очень-то печалился, если не показалось мне это.
Если уж бабушка голову потеряла, то что о Светлане говорить? Только бабушке три недели понадобились, а Светлане три часа. Отчего же мне сейчас так обидно? Оттого, что Вовочка ее всего за три часа охмурил? Обидно, что с ним она целуется, а не со мной? Так у меня на это шансов не больше, чем на поцелуи с царевной-лягушкой. Да и не стал бы я с ней целоваться - не с лягушкой, конечно, со Светланой. И все-таки больше всего из-за того я расстроился, что так быстро она ему уступила, что всё так, оказывается, легко и просто. Что никому, получается, верить нельзя, и нет ничего святого, высокого, тайного, как в книгах это бывает или в фильмах, без чего жизнь убогой, нечеловеческой делается. Этого не может быть, потому что не может быть никогда?