Повторилась вчерашняя история - меня заставляли есть, а я отнекивался. Потом, чтобы отделаться, съел бутерброд с подсохшей вареной колбасой, снова забрался на верхнюю полку. И почти до самой Москвы не слезал вниз, читал-перечитывал «Теленка». Но все время исподтишка наблюдал за Светланой и Володей. Держались они обычно, как ни в чем не бывало. Несколько раз заговаривали со мной, я отвечал коротко, неохотно. На всякий случай пожаловался, что голова побаливает. Полина Матвеевна, красноречиво взглянув на Володю, забеспокоилась, дала мне таблетку, я ее - куда деваться? - проглотил.
Кажется, Светлана что-то все-таки заподозрила. Вскоре спросила, как я себя чувствую, затем вдруг понимающе усмехнулась, шутливо растрепала мои волосы и сказала:
- Эх, ты, ежик колючий...
Приближалась Москва, проводница велела сдавать постели, мне стало не до Светланы. Неизвестность, теперь уже с каждой минутой сильней, напрягала меня. Я не отрывался от окна. Как бы худо потом ни пришлось, открывавшийся мне город все-таки искупал многое: может, если бы не эти мои проблемы, никогда его не увидел бы. Высоченный, широченный, заполоненный несчетными машинами и людьми, ни в какое сравнение с моим не идущий, словно из другой страны он, из другого мира. И если уж не напугал, то здорово смутил он меня. Мысль, что придется одному, никого и ничего здесь не зная, слоняться по улицам этого монстра, не затеряться в нем, не пропасть, лишала покоя. Нет, решил, надо, от греха подальше, сразу же узнать, где находится вокзал с электричками в Подольск, и укатить на ближайшей. Ну, разве что на метро туда-сюда прокатиться, рискнуть. Будет по крайней мере о чем потом вспомнить...
Помогать Светлане не пришлось - ее чемоданы выносил Володя. Мы из своего самого дальнего купе покидали вагон последними. Всех, кроме меня, встречали. На Володе повисла, обняв его за шею, темноволосая молодая женщина в кожаной куртке. Светлану зацеловывал, вручив сначала цветы, высокий усач в плаще и шляпе. Иван Прокофьевич и Полина Матвеевна тискали внучку, кудрявую девчушку лет семи-восьми, рядом улыбалась их заплаканная дочь.
Хоть и не до того было, все же я попытался представить себе, что должны сейчас чувствовать - ведь рядышком стояли - Володя и Светлана. Всё будто бы у них нормально, как и должно быть, нежно обнимаются с теми, кто встречал их. Но я успел заметить, что Володя - он уходил первым - напоследок оглянулся и подмигнул Светлане. А она чуть приспустила ресницы и кивнула. Прощались они таким образом, или подтверждали, что помнят о какой-то договоренности, мне никогда уже не узнать.
И еще неприятно кольнуло, что никто из них не поинтересовался, встретил ли кто-нибудь меня, не останусь ли я на перроне один. Ну, Володя - допустим, но Светлана, Светлана, почти сутки бывшая мне сестрой... Старички-пенсионеры, уверен, так не поступили бы, обязательно, внучкой натешившись, всполошились бы, увидев меня в одиночестве. Но я не стал дожидаться, подхватил сумку и медленно пошел вслед за Светланой и ее усатым кавалером - или мужем? - тащившим чемоданы.
Идти было сложно - суетились, пихались люди, покрикивали носильщики с тележками, преграждали дорогу чьи-то узлы, коробки, чемоданы. Но некуда было мне спешить, плыл в одном потоке вместе со всеми к башенке вдалеке, глотавшей пестрое человеческое месиво. Я догадывался, что через нее попаду в подземный переход, а затем в здание вокзала. Тут заблудиться невозможно при всем желании. Пока невозможно...
План действий у меня давно был составлен. Главное - проникнуть на вокзал, где кассы, дежурные, справочное бюро, вывешены всякие расписания. До башенки оставалось не больше пары десятков шагов, когда вдруг услышал я громкий, пронзительный крик:
- Миша! Миша, погоди!
Я не один Миша на свете, и звать меня здесь, в Москве, некому, но, по привычке, оглянулся. Оглянулся - и увидел ее. Бабушку. Раскрасневшаяся, в распахнувшемся плаще и сдвинувшейся на одно ухо знакомой мне много лет шляпке с цветочком, она спешила ко мне, размахивая руками...
Первая мысль: этого не может быть! У бабушки нет телефона, созвониться с ней нельзя. Даже телеграмма со вчерашнего вечера не дошла бы. А если бы вдруг и дошла, то маме с папой неизвестно было, на каком поезде я уехал. Но тут же сообразил: ведь телефон есть у бабушкиных соседей, мама - как же я запамятовал? - нередко звонила им, просила позвать бабушку. Дальнейшее тоже можно было проследить. Этот мой поезд уходил в Москву раньше других, проходивших через наш город, а что вагон бабушка не знала - тоже не велика загадка: бегала вдоль поезда, высматривала меня. Досталось ей...