Выбрать главу

- А почему ты его одиноким называешь, если у него тут сын есть?

- Бывает так, Мишенька. Дети есть, а человек одинокий...

Мне было не до Германа Петровича - от  своих проблем голова кругом шла. А бабушка все рассказывала, рассказывала. То ли мне что-то доказывала, то ли нравилось ей говорить о нем. А может быть, меня отвлекала, чтобы не барахтался я в собственных бедах и страхах. Уж такой, если ее послушать, дедушка умный, уж такой талантливый! И кандидатскую диссертацию он защитил, работая обычным инженером на заводе, и столько изобретений у него, рационализаторских предложений! Когда на пенсию уходил, такие ему проводы устроили - никакому директору не снилось. До сих пор приходят, советуются, ценят и уважают. У меня не было оснований не верить бабушке, но как-то одно с другим не стыковалось. Если он такой умный, кандидат наук, изобретатель и прочее, если ценят его и уважают,  то почему живет так бедно - деньги на самолет занимать придется? И даже телефона у него нет. Но заговорил не об этом - о другом, куда больше меня в бабушкиной любовной истории заинтересовавшем:

- Но ведь он  совсем  некрасивый. И... - хотел добавить «старый», но вовремя прикусил язык, чтобы не обидеть бабушку.

- Дедушка некрасивый? - искренне удивилась она. - Неужели ты не разглядел, какое у него мужественное, благородное лицо?

Но разговор наш не продолжился - в дверь позвонили, вернулся Герман Петрович.

- Лежи, я открою! - Вскочил - и тут же остановился, настигнутый внезапной мыслью. - Ты только не говори ему про маму! Зачем ему такое знать?

- Не скажу, - ответила она. - Не тревожься.

Глава 20

                                                                                     Глава 20

 

Бабушка теперь кормила на кухне Германа Петровича. Я заметил, что пока он раздевался и мыл в ванной руки, бабушка причесалась, подкрасила губы.  Не желает, чтобы он догадался о ее сердечном приступе, или выглядеть старается получше, нравиться ему?..

Я остался в комнате - пусть они там  поговорят наедине, обсудят все. Не надеялся, что бабушка передумает возвращать меня домой. Дело ведь не только во мне - она ведь рвется побыть с  мамой, поддержать ее в трудную минуту. Наверняка сейчас уговаривает мужа - никак не привыкну, что Герман Петрович бабушке муж - отпустить ее со мной,  денег просит. И уж конечно Герман Петрович от всего этого не в восторге...

Но когда он появился в комнате, лицо его было спокойным, невозмутимым. Только складки на лбу не разгладились. Сел рядом  на диван, улыбнулся:

- Ну, давай знакомиться покороче, родственник, а то все как-то не получалось у нас раньше.

Бабушка стояла в дверях и тоже улыбалась, но заметно было, что нервничает. А я догадывался, что не только в их недавнем разговоре причина, хочет она, чтобы мы понравились друг другу. Прежде всего - он мне. И я, чтобы доставить ей удовольствие, сказал:

- А я о вас много знаю, дедушка, бабушка рассказывала.

- Надеюсь, не только плохое? - подмигнул он ей.

- Ну что вы, дедушка,  - разливался я, - Ничего плохого!

- Да бабушка и о тебе ничего плохого не рассказывала. Внучок, говорила, штучный, а ты вон какие коленца выкидываешь! Что ты там натворил? Школу, что ли, поджег? Или в дневнике тройку на восьмерку исправил?

Ничего, значит, бабушка ему, как обещала, о папе с мамой не сказала. Теперь надо было как-то более или менее правдоподобно выкручиваться мне. И я, запинаясь и  ерзая, загундосил про какое-то выбитое окно и сорванный урок, но видел, что не очень-то  он этой галиматье верит. А что надо натворить, чтобы, как я,  удрать из дому - в самом деле школу поджечь? Говорил - и смотрел на него. Чем он так полюбился бабушке? Чего-то особо мужественного  и благородного я в его лице не находил, разве что глаза у него хорошие,  светлые. Если бы еще не коричневые мешки под ними...

- Любопытная игра получается, - почесал лысину Герман Петрович. - В одну  калитку. А стихи  мне свои потом почитаешь?

- Почитаю, дедушка, - обрадовался я, что самое тягостное осталось позади.

- Заметано. Как говаривают преферансисты, еще не вечер. Жаль, ты в преферанс не играешь.  - Поднялся и вышел в коридор.

Я увидел, что он снова натягивает плащ, собирается, значит, уходить. Про игру в одну калитку и тем более про преферансистов я толком не понял, но дышать стало полегче.