- Куда он ушел? - спросил я бабушку, когда за ним закрылась дверь.
- Куда-куда, - хмуро буркнула она. - Билеты на самолет добывать. Ох, Мишка, и натворил же ты делов...
Лучшее, что мог я сделать, - промолчать, не бередить бабушке душу. Так и поступил. Единственное, спросил:
- Где добывать? В Москве, что ли?
- Зачем в Москве? Здесь. Если сумеет...
И снова я не понял, что имеется в виду: сумеет билеты купить, или деньги на них достать, но лезть, куда не надо не стал...
Стихи свои Герману Петровичу мне читать не довелось И вообще продолжить с ним общение. Он вернулся поздно, когда по телевизору передавали уже «Вести». Бабушка переживала, что он на эти «Вести» не успеет, все время поглядывала на часы.
- Совсем помешался на этой своей политике, - вздыхала она. - А тут еще съезд российский подоспел, слушает их трескотню, слушает, слово боится пропустить, полночи не спит. Прямо как дитя малое, конфетку обещанную ждет!
- У нас так раньше было, - ответил я. - Теперь только в девять часов новости посмотрят - и всё.
Больше трех часов, пока Герман Петрович отсутствовал, мы с бабушкой провели скучно. Она помрачнела, надолго замолкала, ходила взад-вперед по комнате, собирала в чемодан вещи, ворчала, что погода теперь такая, «не знаешь, чего на себя надевать». Однако я понимал, не из-за погоды она сейчас переживает, были для того более весомые причины. Бабушка предложила мне сходить погулять, развеяться, но я отказался. Ничего не хотелось, ничто не привлекало. К тому же не в Москве я был, в Подольске. Сидел на диване со своей выручалочкой «Теленком», не столько читал, сколько время коротал.
Герман Петрович зазвонил часто, нетерпеливо и, не сняв плаща, уселся перед телевизором. Можно было подумать, что наглядеться не может на эту красивую дикторшу «Вестей», которая мне очень нравилась. Я даже знал, как ее зовут: Светлана Сорокина. Но в девять часов, так же не отрываясь, он слушал программу «Время», потом снова переключил телевизор на съезд - морщился, бил себя кулаком по колену. Он и ужинал в комнате - бабушка принесла ему, - чтобы выступление какое-то не пропустить.
- Пропадем, как пить дать пропадем! - сокрушался Герман Петрович. - Ты только послушай, что они говорят!
- Не пропадем, - гладила его по лысине бабушка, - и не такое терпеть приходилось. Ты бы лег пораньше, завтра вставать ни свет ни заря.
Меня с бабушкой больше интересовали другие новости. В промежутке между Сорокиной и «Временем» Герман Петрович сообщил, что самолет отправляется завтра в половине девятого. Машину ему сын не дал, сказал, что она самому ему утром понадобится. Придется выезжать первой электричкой в пять двадцать - пока до Москвы доберемся, потом до Внуковского аэропорта, пока зарегистрируемся...
Спать меня уложили в кухне, на взятой у соседей раскладушке. Кухонный стол - раскладушка не вмещалась - вынесли в комнату. Бабушка поцеловала меня на прощанье, попросила не обижаться на дедушку, велела поскорей уснуть, чтобы сумел «как следует» отдохнуть перед дорогой. Дверь она закрыла, но все равно из комнаты проникали надрывные голоса и заунывные выкрики: «третий микрофон!», «пятый микрофон!». Жужжал холодильник...
Спать не хотелось. И в поезде выспался, и предстоявший день расслабиться не давал. Сначала думал о Германе Петровиче, почему бабушка просила не обижаться на него. Я забыл, что он хотел послушать мои стихи, а бабушка помнила. Но это как раз тот случай, когда я рад был случившемуся. Вообще не люблю читать кому-нибудь свои стихи, а уж Герману Петровичу и подавно. Хорошо ли, плохо ли, но однозначное впечатление у меня о нем не сложилось. Он мне, что бы там бабушка ни говорила, никто, чужой человек. Больше занимало меня другое: чем он все-таки настолько приворожил бабушку, что бросила нас ради него, уехала?
А бабушка его любила, сомневаться не приходилось. Но как любила? Спят они вместе, диван-то в комнате всего один, раскладушки своей нет. Почему мне на кухне постелили? Стесняются меня? Неужели они, такие старые, тоже целуются, обнимаются? Герману Петровичу, если повоевать успел, не меньше семидесяти лет... Но ведь любят же они друг друга. Чертовщина какая-то. И почему вообще в последнее время я столько думаю о любви, такой, не такой, все вокруг нее вертится? Или это я верчусь?..
А он к тому же еще и слабак. Нашла мужественного! Я не забыл бабушкины слова «выпросил у сына», когда она говорила о «москвиче», на котором приехали они за мной в Москву. Хорошенькое дело - он за то, что воевал, ранен был, машину купил, а теперь у собственного сына ее выпрашивать приходится! И сегодня не дал - завтра она ему, видите ли, с утра понадобится! Плевать, что завтра отцу вместе с нами среди ночи просыпаться, в такую даль переть! Разве можно любить такого безвольного человека? Изобретатель!