- Прыгай в другой мир, - на всякий случай скомандовал нав.
***
Поезд пролетел сквозь препятствие, и пейзаж изменился резко, разительно. Вместо ухоженных полей - пустыри. Вместо шеренг тополей - горелый бурелом. Вместо жилья - невнятные осыпающиеся руины. Воздух... Нав мог без вреда для себя дышать и не такой дрянью, но запахи едкой химии, гари и тлена образовали на редкость тошнотворный 'букет'. Вряд ли на всей отравленной равнине остался хоть кто-то живой: для существ с красной кровью подобная атмосфера губительна. И всё же поезд затормозил на заброшенной станции. Нав выглянул из кабины: кому бы задать вопрос про брата? Увы, похоже, некому... Засмотрелся, на что стал похож поезд: локомотив странных обводов и глухие, без окон, коробки вагонов... Тут-то из будочки посреди платформы в приоткрытую дверь вагона шмыгнула серая тень. Пассажир? Стоит ли машинисту заговаривать с пассажиром в поезде? Нав решил, что нет: достаточно увезти его отсюда. Прошёл по изъеденному, будто кислотой, перрону до той будочки, заглянул: лёжка из смрадного тряпья, и больше никого. Ну и ладно... Вернулся за пульт, скомандовал отправление. Какому-то горелому остову на путях он обрадовался, будто родному. Препятствие - повод сменить остановку!
- Прыгай в другой мир, мне здесь не нравится.
Пейзаж не особо переменился: те же пустыри, только бурьян стал зеленее, да воздух очистился. Нав арканом выветрил из кабины остатки отравы и с удовольствием вздохнул полной грудью. Станций не попадалось долго, несколько часов. К обеим сторонам ржавой, на гнилых шпалах, колеи-однопутки подступил мрачный, буреломный лес... Нав ждал какой-нибудь валежины поперёк путей и, наконец, дождался.
- Прыгай в другой мир.
И снова без особых перемен, те же ёлки и валежник, но издали потянуло жилым духом. Крутой поворот, стена леса отступила, давая место возделанным огородам и десятку домиков под замшелыми черепичными кровлями. Станция, не станция - маленький разъезд. Нав дал гудок и скомандовал:
- Стоп, машина.
Здесь жили обычные челы, или кто-то похожий на них до неразличимости. И говорили на понятном, только чуть странновато звучащем языке. Пожилой корявый мужичонка, коловший дрова возле одного из домов, не слышал гудка и не видел поезда. Удивлённо уставился на нава, который задал уже привычный вопрос о брате.
- Не встречал ли я таких, как ты? Ой, да ты, мил человек, сам-то с которой луны свалился? Неужто, по шпалам притопал, и не сожрали тебя? К нам раньше только на поезде добирались. А поезда-то больше не ходят, и лезет из лесу всякое, страх потеряло. А до соседей за день пешком не добежишь, только на дрезине. А последнюю исправную дрезину Ждан в Легонцы угнал, а Легонцы те... И связи давным-давно нету, вьюны первым делом все провода обрывают... Эй, ты сам-то с Легонцов идёшь или с Киряевки?
- Оттуда, - нав махнул рукой. - Иду издалека, название станции не заметил.
- Значит, с Киряевки. Жаль, не с Легонцов, не расскажешь, что там сейчас... А что в Киряевке? Как они там живут?
- Как вы. Я не останавливался: спросил про брата и пошёл дальше.
- А кого спросил?
- Да бабу какую-то. Брата не видела. Уговаривала остаться, мол, сожрут.
- В ночь пойдёшь, непременно сожрут! - подтвердил мужичок. - Или ты магик, что смелый такой? Ты имей в виду, у нас и магиков жруть. Небось, и брата твоего сожрали...
- Не сожрут, подавятся, - усмехнулся нав. - Пойду, пока светло.
- Точно, магик! - присвистнул мужичонка. - Ну, иди, иди. Коль доберёшься до Легонцов, да встретишь Ждана, передай, чтоб возвращался. А то Маська по нему шибко тоскует, жалеет уже, что ухватом огрела.
- Увижу - передам... Но главное, как я понимаю, дрезина, а не Маська?
- Ну.., - замялся мужичок.
- Буду в Легонцах, скажу, чтобы пригнали обратно.
- Погоди, мил человек, я сейчас...
Авансом за услугу нав получил корзинку с варёной картошкой и яйцами. Яйца он тут же обшелушил и съел, а картошку в корзине, не глядя, сунул в дверь вагона, где затаился пассажир.
Разъезд исчез за поворотом, как не бывало. Некоторое время поезд бодро бежал вперёд и даже разогнался до приличной скорости. Рельсы - ржавые, но ровные, чего бы не... А лес-то изменился. Старый ельник с примесью осин и берёз всё гуще оплетал какой-то вьюнок, даже на вид жёсткий и колючий. Мелкие листья, чёрные с лица, серебристо-серые с изнанки. Мелкие красные цветы... Смотрелось всё это крайне неаккуратно и неуместно. Деревья не держали тяжести, клонились, нависали над путями, падали...
Завал, а перед завалом - искорёженная дрезина и россыпь обглоданных добела костей.