– Когда-то, – начал государь, – когда я был очень молод и еще не вступил в права наследования, я оказался по делам в одном королевстве. В сильном, богатом, красивом… Я много где был, но такого совершенства не видел никогда. Я был сражен почти идеальным внутренним устройством страны, ее дворцами, ухоженными, щедро дарящими землями… я влюбился в это королевство, как влюбляются в женщину! И когда пришло время возвращаться домой, я взглянул на свою страну другими глазами. Тайгет не выдерживал никакого сравнения с королевством моей мечты. Он был мал, беден и грязен. Люди здесь улыбались редко и еще реже делали это искренне. На международной арене моя страна была ничем… И я не захотел править этим государством. Я захотел быть королем Эндлесса. Да-да, вашего Эндлесса. Он стоял у меня перед глазами, не давая спокойно жить! Не успев похоронить отца и занять трон, я объявил Сигизмунду Эндлесскому войну. Я ее проиграл. Мы понесли огромные потери… Но я не остановился. Вторая война, третья, четвертая – на которой мы с вами встречались лично, сэр Эйгон, потом, наконец, пятая… И не сомневайтесь, я бы развязал шестую, но…
– Что-то вам помешало?
– Да. – Наорд бросил серьезный взгляд на барона. – Я понял, что могу потерять то единственное, что у меня есть сейчас, в погоне за тем, что моим никогда не будет. За тем, что мне, в сущности, и не нужно. Да и кто поручится, если я даже и заполучу Эндлесс, что он через несколько лет не превратится в подобие Тайгета? – Диктатор покачал головой и промолвил: – Вот в этом-то мы с вами и похожи, сэр. Мы оба жили иллюзиями. Вы – иллюзией былого счастья, я – иллюзией чужой славы… Величие Эндлесса застило мне глаза. А вы, сэр, потеряв тех, кого любили, предпочли вообще больше не любить никого и ничего. И что мы с вами получили в результате? Моя страна молча гибнет по моей же вине, а ваши товарищи ушли туда, откуда не возвращаются, хотя не исключено, что с вашей помощью и вернулись бы… Может, я говорю путано и непонятно, но кое-что я понял точно: прошлое должно оставаться в прошлом. И мне бы хотелось, чтобы вы тоже это поняли, сэр Эйгон.
Хайден не ответил. Правитель помолчал, закинул голову, глядя на вечернее небо, и встал:
– Что же, мне пора. Солнце уже село, а мне еще всю ночь сквозь Гнилые пущи пробираться. Боюсь, генерал Зафир не захочет править вместо меня, если вдруг что случится. – Он улыбнулся и вскочил в седло. – Удачи, сэр Эйгон! Не кривя душой – я был действительно рад знакомству с вами.
Наорд развернул лошадь и пустил ее галопом через колышущуюся под ветром рощу. Там, где она заканчивалась, за пересохшей рекой, начинались Гнилые пущи. Скоро совсем стемнеет. Если поторопиться, гиблый лес можно пересечь часов за семь-восемь… И если гнать во весь опор, не останавливаясь, Гниль не успеет ему ничего сделать. Такое уж у нее свойство – хватает только притомившихся, которые бредут медленно, да спящих… Лошадь у правителя была молодая, сильная, самая лучшая из всех на королевской конюшне, потому он ее и выбрал. И Аркадию тоже не последнего одра дал, так что парню, по идее, ничего особенно страшного грозить не должно…
Позади раздался хруст веток и топот копыт.
– Ваше величество! – послышался голос молодого барона. – Подождите меня!
Диктатор придержал разогнавшегося скакуна и обернулся. Хайден верхом на верном коне догонял его.
– Вы правы, ваше величество, – сказал барон, поравнявшись с государем, – прошлое должно оставаться в прошлом! В сущности, у меня ведь никого больше нет, кроме сэра Аркадия, Кармен и Феликса. И я должен их найти, пока не потерял так же, как Эллис…
Гнилые пущи теперь, глубокой ночью, полностью соответствовали своему названию. Холодно, сыро и тихо – как в могиле! Аркаша дрожал как цуцик, закутавшись в, казалось бы, теплый плащ. Только тот не грел.
– Феликс! – проклацал зубами вирусолог. – Ну давай привал сделаем, хоть костерок разведем, погреемся! Окоченел уже весь!
– Нельзя, – ответил нахохлившийся от холода птиц. – Гнили только этого и нужно!
– Да нет тут никакой Гнили! – в сердцах воскликнул медик, глядя со спины коня на землю. – Трава как трава, камни как камни! Полночи тащимся, и ничего! Хватит меня детскими байками запугивать… – Он решительно натянул поводья. – И вопи хоть на всю страну, мне это что пинцетом о пробирку! Все! Полчасика передохнем, с нас не убудет…
Молодой человек спрыгнул с лошади и начал присматривать подходящее место для костра. Таковое нашлось сразу же, как будто только их и ждало, – плоская ровная площадка, почти без травы, рядом с ветвистым деревом. Не обращая внимания на занудное карканье древнего мифа, Аркадий шустро нагреб ломких веток, свалил их кучкой, минут десять попыхтел над огнивом, добился-таки искры и разжег огонь. В теплом оранжевом свете весело пляшущих язычков пламени лес уже не казался таким мрачным…
– Слезай! – весело позвал Ильин все так же сидящего в седле на своем коне феникса. – Перекусим чем бог послал… Точнее, не бог, а ваш хитромудрый диктатор. Ну-ка, чего он мне тут вкусненького в мешок положил? О, копченые ребрышки! Прямо как в воду глядел, я их люблю… Хлеб, это понятно… Пирожки… Ватрушки. С яблочным повидлом… Печеная курица…
– Вандал! – всплеснул крыльями феникс, в ужасе глядя на покрытую румяной корочкой цыплячью тушку в руках вирусолога. – Как ты можешь это есть?!
– А чего? – Аркаша впился зубами в аппетитную куриную ножку. – Очень вкусно… а то в последнее время какую только гадость есть не приходилось… Ммм… Хочешь?
– Нет!! – закачался зеленеющий древний миф, поспешно отводя глаза от «кошмарного зрелища».
– Ой, извиняюсь, – смутился медик, – ну… на вот хоть ватрушку пожуй! Она тоже ничего вроде, хоть я до выпечки еще не добрался… Хм, а во дворце, я смотрю, готовят не в пример лучше, чем в столичных трактирах… ням-ням…
Феликс поймал клювом брошенную ему вирусологом ватрушку, зажал ее в лапе и, отщипывая по кусочку, проговорил:
– Никакого понятия… Я же птица все-таки! Посмотрел бы я на тебя, если бы кто-нибудь сейчас здесь хорошо прожаренного покойничка за обе щеки уплетал…
– Если ты пытаешься испортить мне аппетит, – жизнерадостно прочавкал Ильин, – то сделай себе зарубку на клюве – бесполезно! Я в морге бутерброды ел!
– Где-где?
– В морге. Это такое место, где покойников до похорон передерживают, в холоде, чтоб не испортились и товарный вид не потеряли, – охотно пояснил Аркадий, выбрасывая в темные заросли за спиной начисто обглоданные куриные кости и принимаясь за любимые ребрышки.
Феникс выпучил глаза:
– А ты другого места для трапезы найти не мог?!
– На тот момент не мог… – Аркадий пожал плечами. – Приятель мой там сторожем подрабатывал, правда, он не микробиолог, он хирург… Ну в общем, я подменял его иногда. Делов-то – помещение покараулить… А бедному студенту, знаешь, не до жиру! И то я вообще не понимаю, на фига в морге сторожа нужны?! Чего там воровать? Столы и трупы?
– Давай без подробностей! – подавился ватрушкой птиц.
– Сам спросил! Ну как скажешь… – Аркаша приступил к уничтожению пирожков. – Короче, весь день бегаешь, поесть некогда, а сторожем все равно особо не разоспишься. Вот, бывало, для порядку зал обойдешь, да и за стол по бутеру вдарить! С колбаской… Кстати, а колбасы мне сюда не положили? Ну-ка, ну-ка… О! Слушай, Феликс; я этого короля просто скоро уважать начну! И с колбасой не подвел… Блин, как пахнет-то вкусно! А я уже обожрался, кажется… Ладно, колбаской завтра займусь… А это у нас что? Буль-буль… Винцо. Очень стоящее, между прочим. Глотнешь?
– Алкоголь – яд! – наставительно заметил древний миф, выклевывая из ватрушки сладкий джем. – Не пью и тебе не советую, ибо…
– Ладно, ладно, обойдемся без нотаций! – хмыкнул Ильин, затыкая пробкой ополовиненную флягу. – Не водка же… Еще ватрушку дать? Или пирожок? Тут с капустой есть…
– Не надо. – Птиц стряхнул с седла крошки. – Мне после твоих рассказов как-то уже не очень кушать хочется…