– Она – стоит.
Глава восьмая
Лейси никогда не опаздывала. Ерунда. Сегодня она явно опаздывает. Может, все оттого, что она так же боится этого последнего свидания, как он мечтает о нем. Но можно ли ее винить за это, с внезапной болью подумал Миднайт. Может, он и встал на ноги, но разве его назовешь надежным мужиком, каким он некогда был? А ее всегда тянуло к героям и принцам – а не к каким-то недоумкам, разбивающимся в лепешку на машине.
Только спокойнее. Надо продержаться еще несколько часов.
Миднайт, стоя перед зеркалом, приглаживал влажной черной щеткой свои иссиня-черные волосы в ожидании Лейси. Он никак не мог привыкнуть к бледному, как призрак, незнакомцу с коротко подстриженными волосами – все, что осталось от его задорной петушиной прически и от самого задиристого Джонни Миднаита. И дело было не в потере веса или в шрамах на смуглом лбу и одного – более глубокого на правой щеке. И даже не в этом ежике волос. Его пугали более глубоко запрятанные раны, от которых он может никогда больше не оправиться, если Лейси снова упорхнет из его жизни.
В коридоре раздались неуверенные шаги. Джонни впился глазами в дверь.
Сквозь щель просунулись крошечные беленькие пальчики – гораздо ниже того уровня, на котором могла быть рука Лейси. Темное лицо Миднаита расплылось в доброй улыбке. Отложив в сторону щетку, он присел на корточки. В комнату смущенно вошла его восьмилетняя соседка, прижимая к груди носки, кроссовки и большущего мишку. Увидев Джонни, она, забыв о смущении, бросилась ему в объятия.
Коротко остриженные кудряшки Амелии были чуть длиннее его волос – несчастный случай с выстрелом, после которого половину ее лица парализовало, произошел за несколько месяцев до его катастрофы.
Девчушка протянула свои носочки молча и с улыбкой – это был их любимый ритуал, повторяющийся каждое утро. Джонни аккуратно приподнял ее со всеми ее вещичками – носочками, кроссовками и игрушечным мишкой – и отнес к кровати.
Она стала приседать на одной ножке – ее новое достижение за неделю на сеансах физиотерапии.
– Ну, теперь-то ты наденешь носки сама, – напомнил ей Джонни об ожидающем ее задании.
Амелия с торжествующей улыбкой и с очаровательной неуклюжестью нагнулась и шлепнулась, пытаясь натянуть носочек на ножку.
– Я и кроссовки могу надеть. Смотрите, мистер Миднайт.
Джонни нагнулся к ней, глядя, как она воюет с обувью.
– Вот только со шнурками пока не справиться, – пожаловалась девочка.
– Скоро у тебя и с этим будет все в порядке, – подбодрил он ее, демонстрируя, как завязывать шнурки; он делал это очень медленно, этап за этапом и закончил все большими петельками.
Амелия схватила шнурки своими пальчиками и попыталась завязать их сама, но петельки не слушались ее и запутались в узел. Девочка пыталась повторить все с самого начала. Закусив губку, она старалась сосредоточиться, не отчаиваясь от своей неуклюжести.
– Вы видели, как получился узелок?
– Просто потрясающе!
– Вот с петельками плохо. Сделайте их еще разок, – приказала она.
Внимательно следя за его движениями, она нетерпеливо отвела его руки и стала делать петельку сама. На этот раз пусть не очень аккуратно, но завязала кроссовки, правда петли шнурков оказались столь большими и нелепыми, что тут же развязались.
Однако это не помешало их взаимному удовольствию: оба смотрели на запутавшиеся концы шнурков с восторгом.
Миднайт закинул свою черную голову и расхохотался. Амелия обхватила его ручонками за шею и поцеловала в щеку.
– Мне кажется, я вас очень люблю, мистер Миднайт, – прошептала она ему на ухо. И, покраснев от смущения, спрятала головку у него на груди.
Джонни был так тронут, что тоже вдруг залился румянцем.
– Когда я вырасту, у меня будет дружок, похожий на вас.
А я бы хотел, чтоб у меня была девчушка, похожая на тебя.
Шнурки на второй ножке Амелии Миднайту пришлось завязывать самому, потому что, как ни билась девочка, это ей не удавалось. Они только справились с Амелиным туалетом, как послышались стремительные легкие шаги Лейси. Амелия спрыгнула с кровати и спряталась за дверью, прижимая к груди медвежонка и с озорным видом хихикая.
Лейси разговаривала в коридоре, и Миднайт почувствовал, как теплеет в груди от ее голоса. Все медсестры и санитары души в Лейси не чаяли и с нетерпением ждали ее прихода – совсем как он. И уж никак не из-за того, что это знаменитая Лейси Дуглас, она нравилась им сама по себе.
– Как сегодня Джонни? – обращалась она к кому-то из медперсонала.
– Что-то грызет его, но сейчас к нему забежала Амелия, так что, думаю, все в порядке.
Ах, вон оно что. Что-то грызет его. Его уязвило это замечание. Значит, все за версту видят, что он чувствует.
Сделав безразличное лицо, Миднайт подошел к зеркалу и поправил черный кожаный пиджак. В этот момент Лейси приоткрыла дверь. Джонни надел на палец свое стэнфордское кольцо.
Уронив мишку, Амелия выскочила из засады, Лейси подпрыгнула от испуга и вскрикнула, выполнив правила игры, и вся троица покатилась со смеху.
– Ах ты негодница! – закричала Лейси, подхватив большущего медведя.
– Я первый раз завязала шнурки на кроссовках. Вот! Мистер Миднайт показал как. Он каждое утро показывает мне.
– Здорово, – улыбнулась Лейси.
– Ну, ладно, пойду, пожалуй, – заявила Амелия, подхватывая своего мишку. – А то мама должна прийти – с Эдит. – Амелия выбралась в коридор и уже оттуда крикнула Лейси: – А вы привели Джо?
Лейси оцепенела.
Миднайт отвернулся, почувствовав укол ревности при упоминании Джо.
– Нет… сегодня нет, – пробормотала Лейси.
– Вы познакомите нас когда-нибудь?
Лейси стояла бледная и растерянная.
– Может, как-нибудь удастся.
– Вы всегда так говорите.
Лейси прикрыла дверь. Ей было не по себе. Уж кому, как не ей, было знать, что ему до ее сына не было никакого дела.
От одной мысли, что у Лейси ребенок от Сэма, Миднайт пришел в бешенство. Он взял щетку и сделал вид, что занят своей прической. Но аромат роз неумолимо делал свое дело, и он постепенно оттаивал. Их взгляды встретились в зеркале. Щетка повисла в воздухе.
– Ты так мил с ней, – сказала она.
– Я люблю детей. – Джонни помолчал. – По большей части люблю. Она на меня действует благотворно. У нее были еще более тяжелые ранения, чем у меня, и малышке предсказывали самое мрачное будущее. Но она не сдается – даже если что-то ей не под силу. Доктор Лескуер говорит, что все это просто невероятно, она не может сказать, что будет через год, – может, Амелия полностью выздоровеет.
– Да, она прелесть, – согласилась Лейси. Ты тоже.
Сэм прикасался к ней, обладал ею. Целых десять лет. Он дал ей ребенка. У Миднайта сжались кулаки – от этих мыслей он просто сходил с ума. Но, глядя на нее в зеркало, он чувствовал, что желание быть с ней вытесняет ревность.
Сэм мертв.
А Миднайт жив. Пусть она не позволяет ему прикасаться к себе, смотреть-то она не запретит.
Прекрасная, чуть тронутая солнцем кожа, шелковистые волосы, фиалковые глазищи с длинными ресницами, дивные формы, подчеркиваемые мягким глянцевитым шелком. Он так и поедал ее глазами: каждое ее движение, мерцающая игра шелка – все манило его. От исходящего от нее благоухания у него кружилась голова. Верхняя пуговка на блузке, как всегда, не застегнута.
– Ты и сам неплохо выглядишь, – послышался ее мелодичный голос.
Джонни повернулся, чтобы посмотреть на саму обладательницу отражения. Лейси зарделась и опустила глаза, но Джонни успел уловить вспышку страсти в ее глазах, отчего его гордое, тоскующее сердце заколотилось.
– Если по правде, то ты просто великолепен, – запинаясь, продолжала она, отважившись, однако, поднять глаза.
Джонни сделал шаг в ее сторону, Лейсй снова опустила глаза, давая ему понять, что он не вправе сделать то, что хочет, то, что она позволяла Сэму, – прижать ее крепко к груди, и зарыться лицом в благоуханный шелк ее волос, и упиваться нежным теплом ее тела, тающего в его объятиях.