В гомеровскую эпоху Понтийское море вообще представляли как бы вторым Океаном и думали, что плавающие в нем настолько же далеко вышли за пределы обитаемой земли, как и те, кто путешествует далеко за Геракловыми Столпами. Ведь Понтийское море считалось самым большим из всех морей в нашей части обитаемого мира, поэтому преимущественно ему давалось особое имя «Понт», подобно тому как Гомера называли просто «поэтом». Может быть, по этой причине Гомер перенес на Океан события, разыгравшиеся на Понте[66], предполагая, что такая перемена окажется по отношению к Понту легко приемлемой в силу господствующих представлений.
На основании подобных текстов современные исследователи приходят к выводу, что до VII в. до н. э. Черное море воспринималось греками как часть Океана, собственно, его залив[67].
Есть и еще одно свидетельство того, что Черное море понималось изначально как часть Океана и считалось, что Северного моря можно достичь водным путем из Черного моря. Я имею в виду весьма древнюю традицию, согласно которой Меотида (Азовское море) воспринималась как часть Внешнего (в данном случае Северного) океана[68]. По мере освоения Черного моря в результате Великой греческой колонизации стало ясно, что это — замкнутое море, напрямую не связанное с Океаном. Тем не менее попытки «связать» его с Океаном не прекращались на протяжении всей античности. Об этом свидетельствует, например, перенос названия Боспора (Фракийского) на Керченский пролив (Боспор Киммерийский); пролив, который должен был соединять Наше море с Внешним океаном, таким образом, отодвигался за Черное море, а его функция — служить границей между этим и потусторонним миром — передавалась новому, имя которого оказывалось связанным с киммерийцами, в чьей стране, как мы видели, локализовался вход в Аид[69].
Так, в «Перипле Эритрейского моря» (60-е гг. I в. н. э.) прямо сообщается, что «лежащее около Каспийского моря Меотийское болото изливается в океан» (64: ή παρακειμένη λίμνη Μαιώτις εις τον ώκεανον συναναστομοΰσα)[70]. О распространенности в античности такого представления об Азовском море свидетельствует Плиний Старший: по его наблюдению, многие считали, что Меотида — залив Северного океана[71]. Живший во второй половине II в. н. э. Максим Тирский считает, очевидно, Северный океан связанным с Черным морем, когда замечает: «... из Океана течет Меотида, из Меотиды — Понт, из Понта — Геллеспонт и из Геллеспонта — [Наше] море.»[72]. Как о заливе Северного океана пишет о Меотийском болоте и Марциан Капелла, автор V в. н. э.[73].
К проблеме северо-восточных проливов относится и вот такой географо-картографический курьез. Псевдо-Гиппократ (автор V–IV вв. до н. э.) в трактате «О числе 7» сравнивает контуры Земли с лежащим головой на юг человеческим телом; при этом оказывается, что Земля имеет «Понт Эвксинский и Меотийское болото в качестве нижней части живота и прямой кишки» (XI, 7)[74]. Тем самым, узкие проливы, ведущие в Черное и Азовское моря, воспринимаются как узкая кишка, идущая из «большого желудка». Л. А. Ельницкий, приведший этот текст, трактует его следующим образом: «Сопоставление Меотиды с прямой кишкой заставляет предполагать, что на ионийской карте Азовское море было представлено в качестве открытого бассейна, соединяющегося с внешним океаном»[75]. Эта традиция, вероятно, подкрепляемая известиями о связи Черного и Балтийского морей, прослеживается на протяжении многих веков[76].
То же можно сказать и об Отрантском проливе, ведущем в Адриатику, который в архаическое время также воспринимался, по-видимому, как выход в Океан.
Не случайно в античности существовало мнение о некой связи Адриатического моря и Черного[77]. Страбон (I, 3, 15) в дискуссии о поднятии уровня моря приписывает Гиппарху следующее утверждение: «…сказав, что… прежде вся Ливия и большая часть Европы и Азия должны были быть покрыты водой, он прибавляет, что Понт, вероятно, в некоторых местах сливается с Адриатикой». Расстояние между двумя морями оценивалось как небольшое. Следствием этого убеждения было мнение, что между Адриатикой и Понтом есть гора (Гем), поднявшись на которую, можно увидеть оба моря[78]. О Дунае, будто бы соединяющем Черное и Адриатическое моря, речь пойдет ниже в Главе 8.
В этой связи примечательно, что, по мнению исследователей, Италия изначально воспринималась греками не как часть материка и не как огромный полуостров, а как неопределенный архипелаг, расположенный на крайнем западе ойкумены[79]. Это также могло способствовать развитию представлений о возможности океанических плаваний и выходов в Океан из Адриатики и Тирренского моря[80].
66
Имелись в виду плавание Одиссея в страну киммерийцев и локализация страны Ээта (позднее Колхиды).
67
Иванчик 2005: 67–109; Иванчик 2008: 111. Схожую точку зрения высказывали и другие исследователи; см., например, Wilamowitz-Moellendorff 1924: 322 о плавании аргонавтов: «Man fahrt nun langs der Kuste, halt den Pontus aber fur eine Bucht des Okeanos, weil man die Nordkuste noch nicht kennt».
68
См. Wilamowitz-Moellendorff 1924: 323: «Maeotis durfte lange als Durchfahrt in den Ozean erscheinen»; Burr 1932: 37–38: «Einige hielten sie (sc. Maeotis) sogar wie das Hyrkanische Meer fur einen Busen des nordlichen Okeanos». Подробный анализ этого представления см.: Подосинов 2007: 40–42; Podossinov 2008: 118–120.
69
Так же Геллеспонт, который когда-то воспринимался как вся Пропонтида, назывался Борисфеном (см. свидетельства Стефана Византийского и Гесихия s. v.; см.: Иванчик 2005: 83). Как и названия проливов передвигались дальше на север, так и Борисфен стал названием северо-понтийской реки Борисфен (совр. Днепр). Правда В. Томашек считает, что это результат неправильной интерпретации одного поэтического места (Tomaschek 1897: 739). Существует и свидетельство того, что Геллеспонтом (Дарданеллы) назывался весь «путь» (= «понт») до
70
См. перевод М. Д. Бухарина в книге: Бухарин 2007: 61. Это место было также рассмотрено Бухариным в связи с вопросом об античной картографии в статье: Бухарин 2014а: 52–54; автор считает такой взгляд на расположение Меотиды нетипичным для античной картографии; ср. критику этого положения: Подосинов 2014 г: 345–350.
71
72
Dissert. XXVI, 3:… έξ ώκεανοΰ ή Μαιώτις, ώς έκ της Μαιώτιδος ό Πόντος, ώς έκ τοΰ Πόντου ό 'Ελλήσποντος, ώς έξ 'Ελλησπόντου ή θάλασσα.
73
De nuptiis Philologiae et Mercurii, VI, 619: Palus vero Maeotica eiusdem sinus habetur Oceani.
74
Сохранился лишь латинский (весьма испорченный) перевод трактата; см.: ffiuvres completes d'Hippocrate / Ed. E. Littre. T. VIII. Amsterdam, 1962. P. 639: ventur inferior et longao intestinus exumus Pontus et palus meothis.
77
См.
78
См.:
79
См., например:
80
По мнению Ж. Рамэна, уже Тирренское море могло восприниматься на раннем этапе как Океан, с которым (Атлантикой) греки познакомились только в VII в. (Ramin 1979: 18–19).