— А Винчесто знает о твоей воле? — Геральд осторожно поправил чокер, встречаясь с Дьяволом взглядом.
Спокойствие этого мужчины поражало.
— Словно ты не знаешь, разве жила его дочь в Раю? — демон налил себе виски, расслабленно прокручивая холодный стакан в руке. — Он узнает в своё время так же, как и Вики, ты же не сказал ей? — с нажимом уточнил Владыка.
Хотя он отлично знал друга, ответ на этот неудобный вопрос был очевиден.
— Не сказал. Только лишь потому, что до конца уверен не был. Как ты помнишь, Ребекка сразу исчезла из поля зрения, только потом нам всем стало известно и о браке, и о посте, и о ребёнке.
Дьявол улыбнулся и непринуждённо сделал глоток напитка, рассматривая раскрытый сервант. Внутренний перфекционист вынудил поднять руку, лёгким шевелением пальцев плотно закрывая дверцы.
— Только лишь? — мужчина вздёрнул бровь. — Признаем, Ребекка может удивить.
Демон давно предупреждал женщину. И те его слова тогда, за несколько часов до принятия стороны, стали своего рода пророчеством, к которому, увы, она не прислушалась.
«Скоро то, что ты скрываешь, непризнанная, всплывёт наружу, и тогда тебе придётся встретиться с последствиями. Подумай хорошенько прежде, чем скажешь старику то, чего он так ждёт, а не пожалеешь ли?»
— Зачем тебе Вики? — не ответив на вопрос демона, Геральд перешёл к главному. — Позлить Ребекку одно, но твердить её дочери речи о браке — другое!
— А это уже не твоё дело, друг мой. Я серьёзен в своих действиях, тебе ли не знать. Если вопросов поубавилось, я не задерживаю, насколько я помню, через неделю в школе карнавал, ни за что не поверю, что тебе нечем заняться.
Обозначив твёрдую позицию и явное нежелание просвещать Геральда в этом деле, Сатана ловко сменил тему, практически сразу прощаясь с демоном. В считанные часы ему было необходимо многое решить до того, как его нежная вернётся домой, туда, где её предначертанное место.
——===⊰s⊱•===—•—
Виктория
Внизу раздались голоса, когда волосы были уже окончательно высушены. Настенные часы показали без двадцати семь. Родители вернулись из Цитадели раньше, чем это ожидалось.
И раз такое всё же произошло, и я не успела никуда податься, мне придётся с ними ужинать, придётся смотреть в лицо и улыбаться, делать вид, словно я ничего не знаю, словно единственная моя проблема — это Эрагон. И, быть может, я была бы рада, будь это так, но, с прискорбием, Эрагон в этих событиях играл далеко не первую роль.
Подойдя к гардеробной, рассмотрела белое дерево, из которого были сформированы вешалки и сам каркас. В дверь постучали.
— Госпожа, ваши родители просили вас спуститься к ужину, — миловидная служанка с опаской подняла глаза.
Я нехотя развернулась спиной к шкафу, рассматривая вошедшую.
— Хорошо. Передай, что я спущусь через пару минут.
Она поклонилась, на секунду замирая. Возможно, нерасторопная девушка намеревалась узнать, есть ли у меня какие-либо пожелания в выборе блюд, но, к счастью, мысль о том, что я могу быть не в лучшем расположении духа, её остановила, и ангел покинула мою комнату.
Какой абсурд. Мне так легко давались такие слова. По-прежнему употребляя их в терминологии, но обессиленно мирясь с тишиной, когда язык сам не поворачивался не просто звать себя Серафимом, но и вообще ангелом.
Достав с полки кремовую юбку и нежно голубую блузу в духе Серафима Ребекки, улыбнулась, сделав небрежный пучок. Спустившись вниз по лестнице, столкнулась взглядом с матерью, кивнув и молча сев за стол, когда показалась высокая фигура отца.
— Дорогая, пожалуйста, не смотри так, это разбивает моё сердце, — отец с любовью посмотрел на меня, снимая свои очки.
Этот взгляд подделать было сложно. Он не знал, вряд ли бы, обладая догадками о прошлых связях своей жены, он смог бы относиться ко мне, как к родной. Это ангелы, и, как бы грустно не звучало, всех любить они не были способны, чрезвычайно разделяя на чёрных и белых, родных и приёмных, высших и низших.
— Я просто устала. Давайте поужинаем без разбирательств, — при виде грусти в их глазах хотелось бы спрятаться в одеяле или же расчувствоваться, но для этого было поздно.
Никто не стал настаивать на своём. Если отцу удавалось невозмутимо продолжать трапезу, удовлетворяясь классической музыкой, а мне показушно ковырять свой салат, мама, незаметно ото всех, не могла даже сжать столовый прибор в руке. Проклятый Торендо, будь он неладен, лишь сильнее закопал их, и ей предстояло об этом сообщить.
— Последний раз за этим столом было так же тихо перед твоей стажировкой на Земле два года назад, — решив разбавить гнетущую тишину, отец мягко улыбнулся, но это не помогло.