Я прикрыла глаза. Боже, помоги ей сейчас! Прошу! Она заслуживает долгой и счастливой жизни… Без МакКарти.
Мне в голову пришла идея. Как только Роуз выпишут, она переедет ко мне. Я буду помогать ей возиться с малышом или малышкой. Пока я сижу с ребенком, Рози сможет писать картины… Все будет хорошо. Если ее муж не хочет помочь ей со всем справиться, то это сделаю я…
Я услышала знакомые голоса. Дэн и МакКарти. Явился…
Легкое прикосновение, и я открыла глаза. Дэн с взволнованным лицом сидел рядом. МакКарти стоял за ним, кусая губы.
— Как она? — я помотала головой на вопрос Дэна.
— Не знаю… Она там почти шесть часов… Ее врач не выходил еще… Только сестра приносит успокоительное…
— Все будет хорошо, Алекси, я уверен. Рози всегда везло… — тихий голос моего жениха.
Я зло усмехнулась.
— Везло? Посмотри на примерную семью твоего друга и скажи, везло ли ей? Спроси у него, когда Эмметт последний раз гулял со своей женой? А когда готовил ей что-нибудь? А когда вообще ночевал дома? — злость в моем голосе крепла. Я выплевывала слова уже не Дэну. Я уже обвиняла МакКарти.
— Тебя все это не касается, Алексис. Это наша личная жизнь, так что не суйся в нее, — холодно ответил он, смотря мимо меня, на двери операционной, где сейчас находилась Роуз.
— Конечно, Эмметт! Это твоя личная жизнь! Вот только Роуз в нее не входит! Ты ничего не замечал? Или ты считаешь нормальным, что беременная женщина постоянно плачет? — я шипела эти слова ему в лицо, со всей силы сжимая его запястье.
Он ненавидящим взглядом уставился на мою руку, которая сжимала его запястье, а затем перевел взгляд на мое лицо:
— Ты ничего не знаешь, совершенно ничего… — его голос, словно холодный ветер, звенел своей отрешенностью. Он ничего не чувствует к Роуз… Бедная моя девочка….
— Конечно! Я дура! Вот только я впервые вижу Роуз такой… Такой мертвой… Она ничего не хочет! Словно тень! Ты когда в последний раз ночевал дома? Когда? Ты не знаешь, что Роуз просыпается от кошмаров? О том, что она даже во сне плачет? Что боиться спать одна? — я ненавидела его. Он уничтожил одного из самых светлых людей в этом мире! Она стала жалким отражением себя прежней! Из-за МакКарти!
— Ты можешь хоть на минуту заткнуться и отойти? — нетерпеливо выкрикнул он и вскинул руки вверх, чтобы освободиться от моих рук. — Я хочу узнать, что с моей женой… С моей любимой женой! — он попытался убедить меня в своей "неземной любви" к Роуз. Бред! Он ничего не знает о любви!
Я презрительно посмотрела на него.
— Ты не знаешь, что такое любовь, МакКарти…
— Ошибаешься, — прошипел он в ответ.
— Ну конечно! — прорычала я. — Если бы ты был знаком с этим словом и его значением, то Розали бы счастливо смеялась, сидя дома, а не лежала бы в реанимации…
МакКарти отшвырнул меня в сторону:
— Я делал все, чтобы ее здоровье было в норме. Слышишь, все! — он пошел по коридору, в миллионный раз в своей жизни делая вид, что его заботит что-то, кроме него самого…
Я обессиленно свернулась на полу… Дэн поднял меня на руки и усадил к себе на колени…
— Он убивает ее… Я не могу… — всхлипывала я.
Любимый коснулся моего лица и прошептал:
— Эмметт любит Роуз… Всегда любил…
— А она его… — сквозь слезы прошептала я.
И мне не изменить этого. Они слишком зависят друг от друга…
POV Emmett
Я постучал в дверь, за который глубокий тихий голос разрешил мне войти. Пара шагов, и я уже стоял в просторном, освещенном искусственным светом ламп кабинете.
— Эмметт, ты наконец-то пришел, — врач выглядел усталым — веки прикрыты, темные круги залегли под глазами, лицо было измождено, а сам он откинулся на спинку своего кресла.
— Да, Стивен, — ответил я, проходя вглубь кабинета и усаживаясь на стоящее рядом со столом кресло.
Бартон молчал, а я больше не мог выносить неизвестности. Она давила на меня, будто осязаемая вещь весом в несколько десятков фунтов. Неверие Алексис в меня и мою любовь все еще эхом отдавалась в голове, заставляя вновь и вновь думать о собственном бессилии. Все это вместе начинало сводить с ума, и чем дальше, тем сильнее. Мне было все хуже и хуже от бушующих внутри и снаружи чувств. Я прижал ладони к вискам и опустил голову на колени:
— Бартон, просто скажи мне, — прохрипел я, ожидая ответа доктора, который за месяцы беременности стал мне почти другом.
Сейчас любая новость о состоянии здоровья Розали и ребенка были для меня ценнее золота, нефти и всех других богатств этой проклятой планеты. За эти несколько часов я осознал всю ту боль, которая ждала меня, если бы с этими двумя людьми хоть что-то случилось. Но сейчас он продолжал молчать, отчего воздух будто становился заряженный десятками выпущенных на свободу электронов. Я поднял глаза и неотрывно начал смотреть на него, а он, видя мой взгляд, не смел отворачивался. Мне не оставалось ничего, как вновь настойчиво повторить просьбу:
— Скажи! — голос мой огрубел и больше был похож на рык, впрочем, мое внутреннее состояние сейчас полностью соответствовало ему.
— Сказать тебе, что своим поведением ты довел Роуз до возможности выкидыша? — проговорил тихим голосом Бартон, наливая виски в пару бокалов.
Это обвинение прозвучало не как подобные тем, что бросала мне в лицо Алекси, а как что-то другое, что-то, чему я верил, принимал и не смел отрицать. Видимо, так было, потому что слова Стивена были правдой и потому что он был человеком, от которого я мог принять подобное: умудренный опытом, объективный и совершенно не причастный к происходящему в нашей с Роуз семье.
— Стивен, ты ведь знаешь, что я делал для нее все, — устало произнес я, обманывая себя.
— Ты не делал и половины того, что мог бы, — возразил Бартон, придвигая ко мне виски.
— Мне хватало сил лишь на это! — вскрикнув на последней фразе, я поднял голову и встретился со взглядом доктора: он будто прожигал меня насквозь, уничтожая мою лживость и напускную дымку обмана, которую я так упорно взращивал.
— Врешь, — твердо произнес Стивен. — Тебе хватало смелости лишь на жалкие попытки заботы. Ты боишься ответственности, Эмметт. Ответственности за Розали, за ребенка, за семью! — голос его глухо отдавался от стен.
— Ты ошибаешься, ошибаешься! — слабо начал защищаться я.
Но против правды спорить было бесполезно. Это словно мерится упорством с каменной стеной: никакого результата.
— Я знаю, что ты любишь Роуз, и она это тоже прекрасно знает, но ей недостаточно одного лишь осознания. Она нуждается еще и в проявлениях твоих чувств к ней. И не говори, что она их получает, я — доктор, и я чувствую ее эмоциональное состояние.
Я молчал. Рука потянулась к бокалу, а затем по горлу теплым потоком разлился виски. Жаль, что его эффект не моментален, впрочем и не длителен. Желанное спокойствие не пришло, мысли продолжали извиваться в голове, не находя успокоения. Каждое слово Бартона было правдой. Словно тонкая игла, его голос поникал внутрь меня, сквозь кожу к самому центру сердца. Хотя вот в чем вопрос: а есть ли у меня сердце? Я люблю, и это правда, но вдруг такие чувства можно испытывать и без него? Ведь я не милосерден, не благороден, циничен… Вдруг, все, на что я способен — это лишь слабое отражение той любви, что дарит мне Розали?
Но если и так, то что с того? Я такой. Таким меня сделала эта чертова жизнь, таким я предстаю перед людьми, и по-другому я не могу! Пускай меня ненавидят. Это даже забавляет: настоящие чувства куда приятней сухого безразличия.
Стивен уже допивал виски в своем бокале, я мог видеть, как его взгляд притупился, а мысли летали где-то очень далеко от реальности. За все то время, что я был у него он так и не сказал мне еще, что же случилось с Роуз и как она себя чувствует, ведь именно за этим я пришел в его кабинет.