— А у меня линвотрансформатор так настроен, — объяснил Мир. — Подбирает слова с похожим значением — синонимы.
— Слезай и поговорим, — приказал Пера. — Уговор: ты всё расскажешь честно, и мы тоже. Если не согласен, два варианта: либо сражаешься со мной, либо сразу отдаю менквам. Если сражаешься, то тоже два варианта. Если ты проиграл, то всё в порядке, просто умираешь. Если выиграл, то отдаём менквам. Выбирай.
— Ух ты! — восхитился Тове. — Прямо алгоритм. Сейчас распечатаю.
От нажал копытом левой передней ноги на коленку пятой брюшной ноги. Раздалось жужжание, и откуда-то сзади из коня выехал свёрнутый в трубочку лист бумаги с распечатанным алгоритмом.
— Тове, ты куда принтер вмонтировал? — удивился Мир.
— А в задницу! — сказал Тове. — Там как раз место было, и выход для бумаги удобный.
Мир посмотрел алгоритм, просчитал вероятности.
— Ладно, расскажу, — решил он. — Только вы потом тоже про свои дела расскажете, а то мы уже запутались — кто кем кому приходится и что здесь происходит.
«Неужели я внезапно свихнулась?» — подумала забытая Даша.
Глава 7. Ромашки спрятались, поникли лютики…
Рассказ Мира о родной планете и экзамене на аттестат зрелости всем понравился. Ель как услышала про цивилизацию растении, так ветки разжала, иголки из ребят выткнула и фитоцидами побрызгала, чтобы заражения не случилось. Менквы одобрительно ухмыльнулись и отступили в чащу. Вэрса похохатывал и хлопал себя по коленкам, видимо, в знак одобрения.
— Ну что же, — сказал Пера. — Прикольная история. Мы тебе верим. Хоть инопланетяне, но нормальные. Мы тоже всё расскажем, но дело долгое, а уже вечер, все устали. Предлагаю переночевать в Чердыни. Там в музее уютно, посидим, поговорим, на ужин чего-нибудь спроворим, а, Ёма?
— Да конечно, батюшка, — обрадовалась Ёма. — Сейчас черинянь поставлю, пельменей налеплю.
Вэрса поёжился.
— Нечего кривиться, я же не в Редикор зову, а в благополучную Чердынь, — сказал Пера.
— В Чердыни тоже ортов много, — непонятно возразил Вэрса.
— Ну и что, ты ортов не выдывал что ли? В Чердыни они все с головами, это в Редикоре безголовые, — ещё более непонятно ответил Пера. — Пошли-пошли, нехорошо гостей в чащобе принимать. Опять же лучше им всё увидеть своими глазами.
— А коняга пятиногая на землю слезать не желает! — наябедничал Вэрса. — Требует серебряные тарелки под копыта.
— Так вы же признали, что не настоящие Мир-суснэ-хум и Товлынг-лув! — поразился Пера. — Зачем инопланетянину серебряные тарелки под копыта?
— Чтобы были, — сказал Тове. — Без серебряных тарелок мне невместно и не побоюсь этого слова — срамно! Во какие слова есть в моей «Лингве».
Он всегда был упёртый.
Раздался треск ветвей, и из леса опять вывалился менкв.
— Тове, тебя сожрут за упрямство, — заметил Мир.
— Я… это… типа того… — сказал менкв. — Вот…
Нагнулся со скрипом и положил на землю четыре серебряных блюда. Блюда горели белым огнём, на них всадники в восточных одеждах метали копья в диковинных хищников, охотники посылали стрелы в круторогих антилоп и изящных газелей, воины окружали узорчатые дворцы. Их сделали полторы тысячи лет назад в Персии, их выменяли в Чердыни на собольи шкурки и спрятали до пришествия Мир-суснэ-хума. На родине, в Иране, сохранилось шесть таких блюд, в Чердыни нашли более двухсот. Но Даша этого не знала и просто любовалась невиданной красотой.
— Ваще того, тарелки, — пояснил менкв, смущаясь от общего внимания.
— Спасибо, — сказал Тове. — Ты настоящий друг. Я так устал висеть в воздухе. Спасибо, товарищ.
И с облегчением опустился на четыре тарелки. Менкв совсем расцвел:
— Ты — вогул. Деревянный. Я — вогул. Деревянный. Мир, дружба. Мы вместе.
— Прекрасная речь, — развел руками Пера. — Лучшей политической программы я никогда не слышал. Наверное, наш менкв старый вогульский клад распотрошил для вас. Иранское серебро, надо же… Тове, а как ты на этой посуде передвигаться будешь? К копытам приклеишь?
— Жалко приклеивать, там картинки красивые, ещё попорчу, — отказался Тове.
— Тоже мне, проблема, — фыркнула Ёма, нагнулась и прошептала: «Силы тёмные, силы тайные, силы Камовы, силы Туновы, сделайте, как я велю: возьмите белое серебро, прицепите к конским копытам, охраните этого коня от безголовых ортов, от полночных духов, от Невидимых и Неназываемых…»
Тове шагнул вперед, и тарелочки вроде и не приклеились, но и не отвалились при ходьбе.
— Ладно, пошли уж, коли идём, — хмуро поторопил Вэрса. — Хотя лично мне в Чердыни ночевать не по нраву, я лесная душа.