Груз молоковоза иссяк быстро. Велосипед сбавил в цене. А через короткое время Люба пошла по жизни пешком. И забрела в тупик, откуда оставалось лишь смотреть на самолёт.
«Хочу на море!»
Мысль оказалась такой притягательной, что, спустя буквально пару дней, Люба выгребла из карманов мужа свежеполученную зарплату, оставила его с двумя детьми и выключенным светом (соседи-кредиторы иногда постукивали в дверь), да отправилась в Сочи.
Первые три дня Люба представляла, что с минуты на минуту она усядется за руль Майбаха и, не касаясь руля, полетит вперёд. Водить Люба не умела, потому процесс представляла себе плохо. Но жизнь явно менялась. Люба поселилась в частном секторе, в домишке с удобствами на улице, но кофе по утрам ходила пить в самую дорогую кофейню на побережье. Она могла экономить на чём угодно, только не на кофе.
И первые три утра Люба наблюдала за тем, как за соседним столиком кофе пьёт высокий, худощавый и широкоплечий ОН. Майбах жалобно пискнул клаксоном, скукоживаясь до размеров Matiza, покрываясь краской цвета фуксия, зарастая букетами.
На четвёртое утро ОН выдал банальность:
– Жарко сегодня.
Все самые незначительные разговоры начинаются со слов о погоде, но для Любы слова не имели значения.
ОН звался Константином.
ОН спросил:
– Могу я к вам присоединиться?
И присоединился. Сперва за столиком, потом на пляже, затем в постели. Люба ещё не встречала подобного темперамента. Matiz не соблюдал никаких правил. Он игнорировал дорожные знаки и сигналы светофора, его заносило на поворотах и иногда даже отправляло в кювет. Столько секса, страсти и безумств за какую-то пару недель Люба ещё не переживала. В Москву она возвращалась в слезах, пытаясь внушить себе мысль, что курортные романы никогда не имеют продолжения.
Внушалось плохо, с трудом, со скрежетом.
Дома её ожидала картина меньшей разрухи, чем думалось. Муж нашёл в себе крохи здравого смысла и занялся домом, когда остался один с маленькими детьми. Он начал отдаляться от секты и решил налаживать отношения с Любой. А душа той сидела на плоту, плывущем в никуда, сверху же её поливал солёный дождь.
Так продолжалось до того момента, пока Константин не позвонил, не предложил встретиться и продолжить курортное чудо на большой земле. Плот, подобно трансформеру, начал превращаться в БелАЗ, собирающийся преодолеть все преграды, но дойти до развода.
Подруги пробовали сверзить с небес на землю. Они говорили: «Так не бывает! Чтоб курортный роман продолжился. Да ещё, чтоб парень женился на тебе, да взял с двумя детьми!»
Но так случилось. Люба развелась и вновь вышла замуж. Тут же она собралась родить-таки девочку. Забеременела и родила.
Мальчика.
Охота пуще неволи. Жизнь, оборотившаяся в Сапсан, гнала на всех парах. Люба попробовала снова. И родила.
Мальчика.
Теперь у троих из четверых её детей имелись младшие братья, что навевало тоску. А Сапсан вдруг стремительно начал дряхлеть. Он стал советским электропоездом, затем – паровозом. Миновал стадию прохождения через «Восточный экспресс», его роскошь в жизнь Любы не могла затесаться, сменил пластиковые детали на деревянные. А позднее и вовсе стал паровой махиной, какие в XIX веке создавали всяческие Кулибины.
Новый муж ударился в пьянку. Деньги в дом он часто не доносил, а страсти и секс превратились в искусственные жемчужины, раскатились по полу да сгинули в щелях.
Люба уже не знала, чего хотела. Вернее, нет. Она хотела всего и сразу: родить девочку; раздать долги и спокойно открывать соседям; хотела, чтобы к ней приехала мама, а бестолковый брат нашёл нормальную работу; хотела безудержных постельных кульбитов и стонов, мешающих соседям; хотела на море…