И человек — пустой сосуд, его наполнить может всё плохое,
Хорошее иль ничего,
Всё что вольют в него другие,
И всё, что сам не выплеснет, или нальёт,
Останутся слова, и мысли, останутся предубеждения чужие,
И где же человек? Раз собран он осколками других людей,
Иль человек лишь просто дикий зверь?
Умеющий писать, читать и думать,
Как заяц след, людей других словами путать?
А есть на это лишь один ответ –
Чтоб бросить тень, ты человек, из тьмы взойди на свет.
Вдали от обезумевшей толпы
Вдыхаешь спертый запах ты
Дыханья одиночества и пустоты,
Не можешь вырваться из комнаты своей,
Сидишь, печалишься, и словно жизнь твоя и не была твоей,
И словно все твои года, как черновик, пустого, злого гения,
Какой изрыл все книги, словно книжный червь,
Чтоб приоткрыть немного к жизни дверь,
Но что теперь?
Когда тот гений умер,
Оставил ли он место дописать
Конец истории, иль сжег ее,
Чтоб нечего уж было вновь соврать?
Судьба злодейка слез твоих не замечая,
Все гнет тебя к земле, горбом вознаграждая.
Ей все равно, и безразличны ей,
Страдания простых людей.
Мечты разбитые или надежды –
Ей дела нет, а ты живи как прежде.
Вам цифры заменили плоть,
И без конца готовы вы оценивать людей,
Как приносящих прибыль и доход мясных свиней,
Готовы вы душить, гнобить всех тех,
Кто ниже вас, бедней вас всех.
Но мы едва ли понимаем, что жизнь ведет игру без правил,
Она нам лжет,
А после жизни смерть свое берет.
Чего боятся люди?
Лишь одиночества пред смертью,
И нет пред ней страшнее муки,
Как умирать в агонии или сдыхать от скуки.
Свобода человеку главный враг,
Он волен повергать во прах
Друзей, врагов или несчастных,
Он волен выбирать,
Кого губить, кого спасать,
И лучше нет советников у змей,
Чем тихий копошащийся клубок всё тех же ядовитых змей.
Чем больше пролито, тем меньше выпито вина,
Так подними же свой бокал, и пей до дна.
Зигфрид:
— Ты нас зовешь уже не раз червями.
Тень:
— Да, пред солнцем мы все черви,
В своей ничтожности и скудной жизни,
Но мы же всё-таки творцы, преобразуем земли,
Иль книги бороздим,
Всю жизнь мы за писанием сидим,
Страницы же от старости желтеют,
А волосы уподобляясь им седеют.
Но смысла в этом нет, как нет и представленья,
Зачем живем мы прожигая жизнь и мечемся в сомненьях.
Карабкаясь наверх, мы руки в кровь кустарниками режем,
Достигнув высоты, уставшие, едва мы дышим.
Хотели мы любви, хотели чтоб течение несло нас к берегам,
Где рай земной, нет доступа врагам,
Но лишь шагнув за горизонт мы видим, как поле дикое растет,
А в поле рая нет, один репейник лишь цветет.
И так душа без добрых дел и доброты пустеет,
Как темная душа, она лишь пустотой белеет.
X
Тень и Зигфрид пьют.
Проходит много времени, они сидят в тишине. Зигфрид греет в руках пустую кружку, и смотрит потупившись на дно.
К нему подсаживается рыжеволосая девица, окутывает его волосами и обнимает. Садится на колени.
Зигфрид:
— Хочу я растворить себя
В неведомой мне легкости земного бытия,
Как в отражении воды, где волны стихли,
Я вижу как несбыточны мечты, как страсть, огонь и пламя приутихли.
Я вижу в отражении далекое ничто,
Как смерть вдали за горизонтом ждет,
Как в страсти и любви уже совсем никто
Не утопает, и хочется вернуть весну из мая.
Мне хочется вернуть ту молодость, тот сеновал, морозную погоду,
Тот запах снега, звезды, млечный путь,
Для этого мне стоит лишь уснуть навечно, все начав с начала.
Ведь время оставляет лишь воспоминанья, и все счастливые мгновенья не удел, их ждут забвение, со временем земное угасанье.
Мне хочется вздохнуть, и все в одно мгновение, вернуть
Начать с начала, жить, любить и умирать.
Мне хочется страдать, и жить, без злобы, злости и обиды,
Чтоб доброта и верность не были забыты.
Распутница:
— Утешься плотью и грехом,
Быть снизу, будь верхом,
Ты жажду утоли, напейся,
А хочешь посмеяться — смейся,
ты слишком много рассуждаешь,
Ты между этим многое теряешь.
Хоть стал ты стар и безутешен,