– Живем – хлеб жуем, – в тон ему ответила Чебачиха, – С чем пожаловали?
– Привезли царя с казачками, да народом ордынским мирить, – встрял Брюс.
– Надо ли? Мы тут вольно живем. Чужого не берем – своего не отдаем. Я вот Дон берегу. Реку вольную широкую, просторную. Потому и прозываюсь по-казачьи, по-Донскому Чебачихой, по рыбке золотой чебаку, что в его водах живет. Мне вы со своим царем, как дым, как туман по утрам. Дунул ветер и нема вас, – она стояла руки в боки. Оба залюбовались ей. Вот уж действительно царица донская.
– То не наша прихоть и не наш каприз, – подъехал Лефорт, – То Доля наша общая. И тебе ее с нами тянуть. С Богами не спорят!
– Так ли? – она еще круче уперла руки в бока. И Лефорт понял, что эта поспорит, с кем хочешь.
– Ну, будь ласка. Он тут покуражится. Шишек набьет и мы его на север спровадим. Пока достойный государь на трон Мономахов не сядет, быть Дону вольным! – отъехал Лефорт.
– Так ли? – уперлась Русалка.
– Так!!! – хором ответили гости, – Мы тебе как Совершенные в этом клятву даем! Сама своего нового государя принимать будешь! И этот точно не он!
– Ну, ладноть, – Чебачиха сняла руки с крутых бедер, – Зовите свою оглоблю. Вечерять будем, – она проворно начала накрывать стол.
– Вот это баба! – восхищенно хохотнул Гуляй выходя на крыльцо и поправляя кружевной манжет своего лефортовского камзола.
– Да уж, берегиня, только держись, – поддержал его Микулица, – Зови государя снедать.
– Ты иностранная душа, Яшка Брюс, слова такие забудь, – сурово глянул на него Лефорт, – Тебе их знать пока не положено. Эй государь батюшка, – крикнул он, – Извольте в дом!
Петру не сиделось в душной избе. Он стоял на берегу Дона и любовался привольной степью. Заметив на другом берегу утку, царь забегал, задергался, замахал руками.
– Ну-ка кто ее из пищали достанет? Тому золотой от меня! – толкнул в бок стрельца, – Стреляй тютя! Стреляй, улетит!
Стрелец, засуетившись, выстрелил и промахнулся. Царь взревел, наступал приступ. Лефорт, моментально все оценив, подскочил к Петру, снял приход падучей, кивнул Брюсу.
– Нет ли казачка, какого, что цареву волю выполнит! – поняв все, закричал Брюс.
Как будто только и дожидаясь этих слов, выступил молодой казак, вытолкнутый на середину, крепкой рукой Чебачихи, уже стоявшей у крыльца.
– Топай Пядух, раз государь просют, – громко сказала она, сделав ударение на слове «просют».
Казачок взял свою пищаль и, не целясь, на вскидку сшиб утку, уже вставшую на крыло.
– Исполать казак, – обрадовался государь, – Дай-ка пищаль. Не убью, так хоть поцелюсь, – со смехом добавил он, вертя в руках пищаль с затейливой гравировкой по прикладу и вороненому стволу.
– От дедов осталась, – смущаясь, сказал казак, – Это когда они еще на турок ходили, а потом Азов на копье брали.
– Азов! Азов брали? – еще больше обрадовался царь, – Пойдем, голубчик поедим, ты мне расскажешь все, – он обнял казака за плечи и повел с собой в хату.
– Ну, теперь и мы Азов брать будем! – крякнул удовлетворенно Лефорт, – Это точно!
К середине лета Петр, наконец, прибыл в Черкасск, столицу казачьего стана на Дону. Здесь войска встали на отдых, дожидаясь донских атаманов. Простояв три дня и, не дождавшись, двинули к Азову. Фрол Минаев со своими донцами, подошел туда, как и обещал Ромодановскому.
Все эти тайные военные маневры тайной были только для потешного царева войска. Лазутчики из Азова давно уже отнесли вести в Стамбул, и турки получили подкрепление и запасы еще за месяц до подхода петровских войск. Кроме этого, турки устроили по обоим берегам Дона башни, прозываемые каланчами, прочно построенные и снабженные единорогами и тюфяками. Между каланчами забили по Дону сваи и протянули цепи, как в Стамбуле в бухте Золотой Рог. Не взявши каланчей, к Азову и не суйся.
Петр кликнул клич. Охотниками вызвались токмо донцы, да и то пока атаман не пообещал по десятке рубликов каждому. Петр послал с ними своих гвардейцев, бравых чудо-богатырей. Долбили из пушек целый день. Снесли весь верх и часть стены. На приступ пошли охотники, и так охотою взяли башню на левом берегу, денежку заработав честно, однако умолчав, что в башне с первого выстрела турок уже не было и штурмовали одни остатки от земляных стен. Но на то и хитрость казачья.
Турки на другой день сделали вылазку. Казачьи разъезды заметили их издалека, но, посмотрев, что в сторону их котлов янычары не спешат, спокойно подкрутили усы и продолжали сосать тютюн. Турки напали на пехотную дивизию генерала Гордона, находившуюся аккурат в середине утвержденной диспозиции. Напали во время полуденного отдыха, когда потешная гвардия, по заведенной еще в Преображенском традиции, изволили почивать. Захватили с десяток орудий, загвоздили большую часть остальных и перебили, и переранили около тысячи сонных молодых оболтусов из гвардии царева набора. Старые гордоновские усачи, стояли отдельно, выставив боевой дозор, и турки к ним и не совались. Чего лезть на рожон.