– Но согласился?
– А как же!
– Значит теперь на троне города Богородицы Захарьины детки сидят? – жестко уточнила Малка.
– Так! – коротко ответила тень.
– Ступай. Мне там места нет! Места нет и желания нет! И Доля эта не моя! – она жестом остановила, хотевшую возразить тень, – Возьми свечу, – достала из сумы красную поминальную свечу, подумала, достала еще одну, – Поставь на могиле Дмитрия и сына его Ивана-Вороненка.
– Так нет могил их. Прах по ветру развеяли по старым обычаям.
– Поставь на месте Лобном. Пусть горят…всегда, – она отвернулась и стала смотреть в огонь костра. Тень отступила во мрак и пропала.
Из травы, лениво потягиваясь, вывернулась серая кошка, ласково потерлась о сапог, подвернулась под руку, сама себя оглаживая по стальной шерсти. Малка взяла ее на руки почесала за ухом. Успокоилась, глядя в зеленые раскосые глаза зверька. Угрюмы шмыгнули серыми призраками из темного леса уже под вечер, в сумерках. Ударились оземь, обернулись людьми, подошли к костру, сели вкруг огня. Она не торопила, дала отдышаться. Кивнула старшему.
– Рассказывай.
– Младший пусть, у него язык бойчее, – старший Угрюм закрыл глаза, проваливаясь в тепло костра.
– Рассказывай, – Малка повернулась к младшему.
– На Руси смута и правеж, – он вытер рот тыльной стороной ладони, – На троне Романовы из Захарьиных деток. В Храмах Филаретовы выкормыши из Захарьиных деток. Волхвов, ведунов и ведьм в распыл. Скоморохов запретили. Повсюду сыск и догляд. Слово и Дело. Костры не горят, но виселицы качаются. Казаки и татары отползли на окраины. Стрельцы бурчат, ворчат и недовольствуют. Ордынские уделы Романовых не приняли. Ни Порта, ни Крым, ни Волга. Даже Воротынский не принял… и Сибирь. На западных землях, на них плюют и за государей самодержавных не чтят. Все, – он опять вытер губы.
– Что народ говорит? – спросила Малка.
– Народ много чего говорит. Говорит, что извели род Рюриков. Потравили всех. Дмитрия, сына Ивана Грозного царя, мятежники растерзали как Христа Спасителя. Разве что не распяли. Сына его, Ивана Вороненка, невинно убиенного младенца чистого Богородица к себе забрала. Теперь они оба святые и смотрят на Русь с белого облака. А в правду тех слов, кажну ночь на месте Лобном загораются две красных поминальных свечи. И как их не гасят и сторожа не бдят, вот как началось со дня Покрова Богородицы, так кажну ночь и загораются, и ничего их не остановит, то праведные души последних Рюриковичей ждут, когда на землю Русскую законный государь возвернется. Вот так народ говорит, – он замолчал. Пошарил глазами у костра. Хозяйка протянула ему ковш с отваром, – А еще народ говорит, что с Бора на Москве пропал Велесов валун, на котором капище стояло Ярилово. А это, мол, не к добру, мол, Боги отвернулись от нас, особливо Богородица. А посему пока она покров свой над Русью опять не подымет, не будет возврата государя законного. А поднимет, вернется тот Гром-камень и встанет на нем новый Мономах.
– А ждет народ-то? – берегиня не дождалась ответа, – Народ-то ждет законного государя?
– Так ему все одно, что есть государь, что нет, – удивленно вскинул голову старший Угрюм, – Смута! Какой там народ!
– Дмитрием Москва поднялась – Дмитрием и опустится, – о чем-то своем вслух подумала она, – Все, поняла, спасибо братцы, отдыхайте. Скоро забегу, проведаю.
Малка погладила кошку, вскинулась на коня и умчалась за Мост Грани в Беловодье.
Вкруг Белого озера жизнь шла размеренно, своим чередом. Изредка куда-то пропадали то Гуляй, то Микулица. Иногда отъезжал Роллан. Раймон и Старец почти никогда не покидали своих садов и белых чертогов. Сибилла тоже последнее время проводила в кругу Жриц Забвения и старых подруг из храмов Артемиды и Афродиты.
Иногда пропадала Жанна. Говорила, что ездит к валькириям и враврониям, оттачивает боевое мастерство. Во всем ее облике появилось что-то рысье. Она и раньше-то была похожа на дикую кошку, а сейчас стала ну просто вылитая лесная рысь. Всем своим рыжим обликом, стелющимся шагом, вкрадчивыми движениями, даже раскосыми глазами, в которых все больше и больше стал проблескивать зеленый кошачий огонек. Не хватало только острых когтей спрятанных в мягкие пушистые лапы.
Одна Малка дальше Моста Грани не удалялась и даже не хотела этого. В один из похожих друг на друга дней она решила прогуляться в дальний сад, раскинувшийся на склонах обступавших Беловодье гор, где, как раньше на Волшебном острове Раймона, на отвесной скале стояла беседка, а в ней звучала Эолова арфа.
Она пошла пешком, зная, что торопиться ей некуда. Неторопливо поднялась по склону, раздвинула кусты роз и жасмина и, отыскав незаметную тропку, побрела к беседке, на зов мелодии, наигрываемой ветром.