Что видит человек, когда уже умер?
Ко мне подходит девушка, кудрявая и с маленькими усиками, и что-то быстро говорит, но ничего не понятно. У неё дефект речи. Она улыбается загадочно, и я улыбаюсь ей в ответ. Спрашиваю её имя. Она говорит — «Виктория Сергеева». Это, конечно, аллегория. Такая вот, значит, виктория у Сергея, думаю я. У Виктории на ногах сандалии с тремя пряжками. Я запоминаю эти пряжки на долгие годы. Я спрашиваю —
— Мы выйдём отсюда?
— Скоро — говорит она радостно.
— Когда скоро?
— В конце света — беспечно отвечает она.
Виктория Сергеева — слабоумная.
Время как будто остановилось. Я чувствую сильное горе и оцепенение. Я уже больше не пытаюсь бежать. Трапеза следует за трапезой, мне делают уколы, и больше не происходит ничего. Мое отчаяние настолько полное, что я не могу двигаться. Не знаю почему, вдруг какая-то женщина в белом подходит ко мне и спрашивает: — у тебя родственники-то есть?
Мне сильно плохеет, потому что я вспоминаю звонок из метро. Может быть, думаю я, у меня нет никаких родственников.
Я говорю: — У меня есть муж. По паспорту, но паспорт я потеряла. Он мой родственник.
— Телефон-то помнишь? — спрашивает она. Телефон я помню. Неужели ему можно позвонить? — думаю я — ведь его не стало еще раньше!
— Пошли-ка. Открывает какую-то комнату, в ней ковры и кресло, а на столике телефон.
— Ну, набирай.
Услышав голос в трубке, я кричу:
— Здравствуйте! Это я! Вы нашлись!
— Это ты нашлась! Мы тебя по моргам ищем третий день! Ты где?
Я говорю:
— Я точно не знаю, сейчас передам трубку, тут скажут.
Девушка говорит — это психиатрическая больница имени Ганнушкина, я сейчас продиктую адрес.
Потом она говорит мне: — к тебе приедут.
Я говорю: — Большое спасибо!
Это не вечный ад, а всего-навсего психиатрическая больница!
Что же, теперь может оно и так, — думаю я. Нельзя было выбраться оттуда, где я была, без потерь. Путь спасения оказался через дурдом. Правда, которую я узнала, никак не отменяется, — если только не объявить это всё бредом сумасшедшего.
Таким образом порядок в мире восстановливается.
Другой мир мне показался — это было психическое расстройство. Все люди не только стали прежними, но даже никогда и не превращались ни в какие в стаи голодных духов. Но для духов было бы гораздо лучше, если бы их изгоняли, вместо того, чтобы считать выдумкой. Это слишком унизительно. Это, конечно, не может быть правдой, думаю я. Когда вам говорят, что демонов никогда не существовало, пусть уточнат, для кого их никогда не существовало, и что такое существовать. Рассудив таким образом, я легко выпрашиваю разрешение позвонить: я объясняю, что мне необходимо сообщить родственникам, где я. Начальница уже другая, и это срабатывает.
Я набираю тот номер, который сказала техническому духу метрополитена.
— Алё! — Кричу я радостно. Это ты! А это я! Я — в сумасшедшем доме!
— Ну и как, ты довольна?
Суть в том, что я действительно довольна.
Моей задачей было и остается сохранить в себе достаточно рассудка, чтобы иметь возможность вежливо уклоняться от внимания неравнодушных ко мне людей, раз за разом избегая их помощи — вплоть до госпитализации и принудительного лечения.
NAMI (National Alliance for the Mentally Ill, Национальный Альянс помощи душевнобольным) 17 мая 2003 года Марк Воннегут, доктор медицины