Я как раз в третий раз приложился к ней, когда услышал, что щелкнул замок в дверях. Я повернулся в сторону ванной. Дверь в нее была открыта. Я решил было встать, но помедлил. Вместо этого я снова потянулся за виски.
Быстро отпив глоток, я притушил свет. Вытянувшись на постели, я не спал. Я поймал себя на том, что прислушиваюсь к звукам из ее комнаты. Долго ждать мне не пришлось.
В ванной зажегся свет, упав в мою комнату, когда она вошла в нее. Она стояла в дверях, зная, что я вижу ее нагое тело под ночной рубашкой. Голос у нее был мягок и спокоен:
– Ты спишь, Люк?
Не отвечая, я сел на постели.
– Я открыла двери, – сказала она.
Я по-прежнему молчал.
Она подошла к кровати и остановилась, глядя на меня. Затем она резко повела плечами, и ночная рубашка сползла на пол.
– Когда-то я помню, ты не любил ждать ни секунды. – В голосе ее была легкая тень печали. – Ты все такой же?
Я взял сигарету и закурил. Руки мои подрагивали. Теперь она не скрывала своего презрения.
– В свое время ты мне показался настоящим мужчиной. Но теперь я вижу, что ошибалась. Я мужчина куда в большей степени, чем ты. Как только ты снял мундир, ты потерял все, что делало тебя мужчиной.
Я глубоко затянулся, позволив дыму обжечь мне легкие. Руки мои невольно сжались в кулаки и по ним потек пот.
– Тебе бы лучше вернуться к себе, Нора, – прохрипел я.
Она села рядом на постель и взяла мою сигарету. Поднеся ее к губам, она несколько раз торопливо затянулась и вернула ее мне. Я почувствовал слабый вкус губной помады.
– Может, тебе пойдет на пользу, если я расскажу, чем занималась сегодня вечером.
– Не лезь ко мне, Нора! – выдавил я.
Она не обратила внимания на мои слова. Вместо этого она наклонилась ко мне так, что ее лицо почти коснулось моего. Сквозь пижаму я чувствовал ее теплые маленькие груди.
– Это было только один раз, – поддразнивая меня, шепнула она. – И это было потрясающе. Но ты же меня знаешь. Только один раз – это как китайская кухня. Через час я снова проголодалась!
Больше я не мог этого вынести. Я схватил ее за плечи и яростно встряхнул. Странное выражение восторга вспыхнуло в ее глазах, и я ощутил теплоту и жадность ее рук, обхвативших меня.
– Возьми меня!
– Нора! – вырвалось у меня, когда я почувствовал ее под собой. Все кончилось, не успев начаться. Я лежал слабым; беспомощным и растерянным, глядя, как она поднимает с пола ночную рубашку. Выпрямившись, она с выражением холодного триумфа взглянула на меня.
– Порой я удивляюсь, чего ради я решила, что ты меня устраиваешь как мужчина, – презрительно сказала она. – Даже мальчишка лучше справляется с этой работой.
Дверь захлопнулась за ней, и я снова потянулся за бутылкой. Но в этот раз даже бурбон не помог избавиться от тошнотного ощущения в желудке.
Я был в Ла Джолле, когда услышал по радио, что красные пересекли линию границы в Корее. Добравшись до пристани, я накидал мелочи в телефон и дозвонился до Джимми Петерсена в Вашингтоне. Мы вместе летали над Тихим океаном. Он после войны остался в армии и сейчас дослужился до бригадира военно-воздушных сил.
– Я только что слышал радио, – сказал я, когда он снял трубку. – Нужен ли вам толковый специалист?
– Конечно, но только теперь у нас реактивные самолеты. Тебе придется пройти переподготовку, и я не уверен, что смогу дать тебе прежнее звание.
– Черт с ним, со званием. Когда мне прибыть? Он засмеялся.
– Завтра утром свяжись в Пресидио с Биллом Килианом. К тому времени я уже кое-что для тебя сделаю.
– Я буду у него с первыми же петухами, Пит. Спасибо.
– Возможно, ты и не поблагодаришь меня, когда выяснишь, что снова стал капитаном.
– Генерал, я буду благодарить тебя, если ты меня возьмешь и рядовым!
Я вернулся на катер, где в своей походной кроватке спала Дани. Ей было уже почти три года. Она открыла глаза, когда я поднял ее вместе с кроваткой.
– Куда мы поедем, папа? – сонно спросила она.
– Мы должны добраться до дома, радость моя. У папы есть кое-какие дела.
Она что-то пробормотала и снова заснула.
Я поставил ее кроватку на заднее сиденье машины и кинул наши вещи в багажник. На моих часах было почти восемь. Если движение на дорогах будет не очень большое, к четырем утра я могу быть в Сан-Франциско.
Всю дорогу Дани спала, даже не открывая глаз. Дорога была практически пуста. Когда я в половине четвертого отнес Дани в детскую и положил ее в кроватку, в мастерской Норы еще горел свет.
Я пошел было в свою комнату и тут вспомнил о ней. Я могу все сказать ей и утром, подумал я. Впрочем, поговорить с ней можно и сейчас, поскольку она все равно не спит. Спустившись, я вошел в мастерскую.
Свет в ней горел, но помещение мастерской было пусто.
– Нора, – позвал я.
Из маленькой комнатки рядом с мастерской, я услышал голоса и распахнул дверь в нее. Я хотел было еще раз позвать ее, но у меня перехватило горло.
Привстав на постели, они в причудливых позах застыли друг у друга в объятиях. Первой опомнилась Нора.
– Убирайся! – завопила она.
У меня было ощущение, что голова моя прорезает облака и я смотрю на них с высоты в девять миль. Передо мной предстала классическая развязка драмы, и я разрывался между гневом, который вспыхнул во мне, когда я столь неожиданно столкнулся с истиной, и диким желанием расхохотаться от нелепости всей ситуации. Гнев одержал верх.
Подойдя к кровати, я схватил мужчину за шиворот и швырнул его на пол. Развернув его, я врезал ему по челюсти. Он вылетел в двери и рухнул на пол, опрокинув какую-то статую. Оба они свалились на пол с грохотом, который мог разбудить и мертвого.
Я двинулся к нему, но что-то удержало мою руку. Я посмотрел на него. Чувство страха и вины лишило его сил. Он был всего лишь мальчишкой. Рука моя опустилась.
Придерживая халат, в мастерскую вбежал Чарльз. За его спиной я увидел повара и горничную, заглядывавших в мастерскую.
Вернувшись в комнатку, я собрал вещи этого мальчишки и швырнул их в мастерскую.
– Чарльз, – сказал я, – выкини этого маленького подонка отсюда! Закрыв за собой двери, я повернулся к Норе. Лицо ее было бледно от гнева и ненависти.
– Тебе бы лучше что-нибудь накинуть на себя. А то в таком виде ты выглядишь как двухдолларовая шлюха.
– Зачем тебе надо было будить слуг? Как теперь я посмотрю им в глаза?
Я посмотрел на нее. Тот факт, что я поймал ее в постели с другим, ее не волновал. Ее беспокоила лишь реакция прислуги. Я понял, что мне еще учиться и учиться жизни. И внезапно я нашел ответы на все вопросы.
– Не думаю, что тебе надо из-за этого волноваться, Нора, – с подчеркнутой вежливостью сказал я. – Никто и никогда не заблуждался на твой счет. Кроме меня.
– Ты никогда мне не верил! Ты слышал сплетни обо мне, и я знала, что ты им верил!
– Вот тут ты и ошибаешься, Нора. Я никогда не слышал никаких сплетен, да и сейчас их не знаю. Разве тебе не известно, что, как правило, обо всем последним узнает муж?
– Чего ты от меня ждал? После того, как родилась Дани, ты ко мне даже не подходил!
Я покачал головой.
– Не пройдет, Нора. Теперь уже это не годится. Она начала плакать.
– Я ушел от всего этого. Слезы на меня больше не действуют. Они прекратились так же внезапно, как и начались.
– Прошу тебя, Люк, – сказала она, поднимаясь с кровати и подходя ко мне. – Ничего подобного больше не будет.
Я засмеялся.
– Вот тут ты права. Со мной этого не произойдет. Я уезжаю.
– Нет, Люк, нет! – Она обхватила меня руками и прижалась ко мне. – Ради тебя я все брошу. Я обещаю!