– Как поживаете, доктор? – Так или иначе мне пришлось бы протянуть ему руку, если бы Нора не держалась бы за нее.
Он слегка поклонился.
– Рад снова видеть вас, полковник. Наконец, Нора отпустила мою руку.
– В баре для тебя стоит непочатая бутылка бурбона. Ты по-прежнему предпочитаешь это виски?
Я кивнул. Она была в своем репертуаре. Я подошел к бару.
– Налить вам? – машинально спросил я, словно у себя дома.
– Нет, спасибо. Мы с доктором предпочитаем мартини.
Я повернулся взглянуть на них. Это был один из тех намеков, которыми Нора тонко давала понять доктору, что он ее интересует. Сама она предпочитала шотландское виски, но, встречая нового мужчину, сразу же уясняла две детали – его любимые сигареты и напиток.
Мы выпили. Лишь усевшись, я понял, что невольно занял место за своим столом в своем же старом кресле. Отпив еще глоток, я поставил бокал на стол.
– Ничего не изменилось, – заметил я, оглядывая комнату.
– Не было причин менять, Люк, – быстро сказала Нора. – Она всегда была твоей комнатой.
Ее слова удивили меня. Обычно к таким вещам Нора относилась без всякой сентиментальности.
– А я бы на твоем месте все тут переставил, – возразил я. – Чтобы избавиться от неприятных воспоминаний.
Она улыбнулась.
– Мне ни от чего не надо избавляться. Допив свой бокал, доктор Вайдман встал.
– Ну что ж, я должен идти, Нора.
– Вы уверены, что не можете остаться к обеду, доктор? Он с сожалением покачал головой.
– Я обязан вернуться к себе в офис. У меня в восемь часов прием. Нора поставила стакан и встала.
– Я провожу вас.
Вайдман повернулся ко мне. На этот раз мы все же обменялись рукопожатием.
– Был рад увидеть вас, полковник.
– До свиданья, доктор.
Проводив их взглядом, я снова расположился за столом, рассеянно открыв один из ящиков. В нем лежали старые синьки. Вытащив их, я пригляделся к ним. Это был один из домов моего первого проекта.
Прошло столько лет, а мне показалось, будто все было только вчера. Я пригляделся к чертежу. Все же то был хороший дом. И если бы я строил его сегодня, то почти ничего не стал бы менять в нем.
Нора стояла в дверях, наблюдая за мной.
– Видишь, ничего в самом деле не изменилось, Люк. Я даже ничего не вынула из ящиков.
– Вижу, – я засунул чертеж обратно и задвинул ящик. – А теперь скажи мне, зачем ты все-таки пригласила меня на обед?
Улыбнувшись, она закрыла дверь.
– Это может подождать и до после обеда. На полный желудок куда легче объясняться с человеком.
Она подошла к столу и остановилась, глядя на меня сверху вниз.
– Я всегда говорила, что комната должна принадлежать настоящему человеку. Порой, когда тебя не было, она мне казалась совершенно пустой.
– Брось, Нора. – Я улыбнулся, смягчая резкость своих слов. – Публики нет. К подобным глупостям ты всегда относилась без всяких сентиментов.
Она внезапно рассмеялась.
– У нас не осталось никаких иллюзий, не так ли, Люк?
– Думаю, что нет, – покачал я головой.
Она взяла свой стакан. Несколько секунд внимательно его разглядывала, затем со стуком поставила его.
– Будь джентльменом, Люк. Смешай-ка мне шотландское с содовой. Понять не могу, как люди пьют это идиотское мартини. Пахнет, как дешевые духи.
Поднявшись, я приготовил ей напиток, а Нора снова расположилась на диване. Отпив глоток, она кивнула.
– Это куда лучше.
Я тоже взял выпивку. Откинувшись на спинку стула, я призывно приподнял стакан. Она сделала то же самое. Мы выпили.
– У доктора Вайдмана такое интересное лицо. Тебе не кажется, Люк?
Я сделал неопределенный жест.
– Ты знаешь, как его зовут?
– Нет.
– Исидор. Можешь себе представить? Исидор. В наши дни. Мог бы сменить имя.
– Может быть, оно ему нравится.
– Не думаю, – задумчиво сказала она. – Но он слишком горд, чтобы признаться в этом. Я подметила одну особенность у всех еврейских врачей. Они очень горды.
– У них есть для этого причины.
– Они так и носятся со своей религией. И знаешь, что еще я подметила у них?
– Что?
– У них у всех такие печальные глаза, – сказала она. – Как у Христа.
Открылась дверь и в библиотеку вошел Чарльз.
– Обед подан, мадам.
Стол был выше всяких похвал. Он начался с салата из крабов с листьями латука, распростертых среди колотого льда, с острым горчичным соусом, непревзойденным мастером приготовления которого был Чарльз. После этого был кьйопино, нечто вроде сан-францисского буйабеса, больше напоминавшего густую рыбную похлебку, чем суп, в котором было чуть ли не все, чем может одарить Тихий океан. Основательный кусок ростбифа, приготовленного на решетке, хорошо прожаренный сверху и с кровью внутри. И наконец величественный пирог из консервированных персиков с шоколадным мороженым, именно таким, какое мне всегда нравилось. Я с благодарностью посмотрел на Чарльза, наливавшего мне кофе.
Он улыбнулся. Он-то помнил, как я любил консервированные персики. Сначала он ужаснулся моему плебейскому вкусу и приказал доставлять специально для меня огромные свежие персики. Но спустя какое-то время он оставил свои старания и покупал только консервированные персики. Он также помнил, что после обеда я любил выпить большую кружку кофе, а не изысканную чашечку.
– Потрясающий обед, Нора.
– Рада, что он тебе понравился, Люк, – улыбнулась она.
Он мне в самом деле понравился. Я уплетал за обе щеки, а она, как обычно, еле клевала то, что было у нее на тарелке.
– Думаю, что достаточно хорошо знаю тебя, и надеюсь, что ты не будешь против, если я спущусь на кухню и поблагодарю Кукки.
Нора встала из-за стола.
– Иди. И возвращайся в мастерскую, где мы попьем кофе с коньяком.
Я зашел на кухню. Кукки с раскрасневшимся лицом, как обычно, хлопотала у плиты. Только густая седина, высыпавшая в ее волосах, напоминала мне о прошедшем времени.
– Полковник Кэри! – обрадованно воскликнула она.
– Кукки! Я не могу уйти, не сказав вам, что обед был просто потрясающим.
– Я любила готовить для вас, полковник. У вас всегда был отличный аппетит. – Лицо ее омрачилось. – Только одного нам не хватает. Я бы так хотела, чтобы и мисс Дани была здесь.
– Может быть, скоро она будет дома, – мягко сказал я.
– Вы в самом деле так думаете, полковник?
– Я надеюсь, Кукки.
– Я тоже надеюсь. Если бы только в тот день мы были дома, может, ничего бы и не случилось.
Я уже двинулся уходить, но тут же повернулся к ней.
– Вас в тот день не было дома?
– Нет, сэр. Обычно выходной день у нас в четверг. Но так как мисс Хайден была в Лос-Анжелесе и собиралась вернуться только в пятницу вечером, мистер Риччио отпустил нас и на пятницу.
– Я этого не знал.
– Я поехала в Окленд навестить свою сестру и не возвращалась допоздна. Когда уже все кончилось. Я посмотрел на Чарльза.
– А вы?
– Я вернулся к шести часам, – сказал он. – Мисс Хайден уже была дома.
– Что насчет Виолетты?
– Виолетта пришла через несколько минут после меня.
– Значит, вы должны были слышать ссору, – предположил я. Чарльз покачал головой.
– Нет, сэр. Никому не хотелось холодной закуски, которую я приготовил, так что мы с Виолеттой оставались на кухне. А отсюда ничего не слышно, что происходит в доме.
Он был прав. Припомнив расположение помещений в доме, я прикинул, что кухня и помещения для прислуги действительно находятся в отдалении. Нора всегда говорила, что ничто не раздражает, как разговоры под звяканье тарелок, которые моют на кухне.
Улыбнувшись, я повернулся обратно к кухарке.
– И все же обед был восхитителен, Кукки. Огромное спасибо. Она улыбнулась мне в ответ.
– Благодарю вас, полковник.
Коньяк и кофе уже стояли на столике для коктейлей, который расположился в центре своеобразного уголка отдыха у задней стенки мастерской. Нора, утонувшая в кресле, улыбалась мне, когда я вошел. Я понял, что она готова приступить к делу.