Хабаров:
— Пятьсот тысяч?! Какого лешего? Ты ночью с нар, что ли, свалился? Где я тебе возьму столько, наколдую, что ли?!.. Я тебе сейчас перезвоню.
Через полчаса мы продолжили базар.
Хабаров:
— Я созвонился с друзьями в Штатах. Короче, договорился! В течение месяца ты получишь полмиллиона «ДиЕТПЛАСТа». Доставка самолетом, поставки «револьверные», по сто тысяч штук. Есть маза, что первая партия придет через неделю.
Рафаэль:
— Отлично! Я Вам очень благодарен, Николай Александрович. то есть Коля!..
Мы обсудили детали и весьма довольные друг другом, распрощались. Удивительно, но за все время переговоров Хабар ни словом не обмолвился ни о моем злосчастном кредите, ни о деньгах за уже проданный товар.
Эйфория длилась бесконечно. Я поцеживал в своем кабинете элитное пойло, заказывал из центровых ресторанов умопомрачительные блюда и отслеживал по компьютеру сводки заявок в режиме онлайн, а по мониторам — все «эфиры» «ДиЕТПЛАСТа»:
Я выслушивал бесконечные поздравлямс от друзей и врагов, скупал на телеканалах рекламное время мелким и крупным оптом и скирдовал в офисной кладовке под замок мешки засаленных денег. Поток «черного» нала и «серо-белого» безнала, казалось, был безбрежным: платила Москва, отслюнявливала провинция, засыпала денежными переводами остальная ойкумена — от бывших республик и Европы до самых отдаленных пределов. Казалось, сам старина земной шарик решил похудеть и обклеил моим пластырем вдоль и поперек параллели своих тучных боков. В общем, произошло то, о чем и говорил мой горемычный отец: «Нажимаешь на спусковой крючок, и вот уже миллионы слушают тебя, открыв рты, готовы по первому твоему зову купить все, что угодно за любые деньги, хоть прошлогодний снег…».
Что ж, теперь посмотрим, WHO IS WHO! Благодаря Мишиной тетради, которую я сдуру едва не утратил, мне удалось совершить переворот в рекламном бизнесе, одним волшебным пассом перечеркнуть всю фундаментальную америкосовскую теорию, на которой он ранее зиждился, и теперь я богатею не по дням, а по часам. О, если б я только мог раньше предположить, сколь ужасной силы заряд заключен в засаленных страницах и невменяемом почерке!..
Хабаров выполнил свои обещания и действительно через неделю поставил мне на склад первую сотню тысяч упаковок пластыря. Он стал приглашать меня в рестораны и знакомить со своими деловыми партнерами — разномастными коммерсами, депутатами всяких Дум, высокопоставленными ментами и иногда бывшими сокамерниками. Он относился ко мне с таким трепетом, с таким обожанием, что со стороны мы, верно, походили на отца и его внебрачного сына, на друзей не разлей вода, или, скорее, на любовников, переживающих пик страсти по отношению друг к другу. Младшие подельники Хабара — Данила и Руслан, которые пару месяцев назад выкидывали меня из окна, топили в дерьме и стреляли мне вслед, окончательно утратили расположение босса и были сосланы в Питер управлять небольшим вещевым рынком в задрипанном пролетарском районе.
Однажды в разгар рабочего дня, когда я, окутанный табачным кума-ром, блуждал в Сети в поисках подходящего тура на какой-нибудь беззаботный солнечный островок (Все! Наслаждайся полноценным отдыхом!), а под моим рабочим столом укрылась Тамара в одной юбке, делая мне приятное, в кабинет шахидкой и кошмарным наваждением ворвалась Лайма Гаудиньш. Сайленс, я забыл запереть дверь! Помещение мгновенно заполнилось навязчивым благоуханием ее новых духов с привкусом необъяснимо чудесной цветочной композиции.
— Что у тебя за духи? — встретил я мироновскую курву оживленной улыбой.
— Потрясающий аромат!
Писюшка под столом оставила свое занятие и затаилась. А я профессионально незаметным движением застигнул ширинку.
— Рафаэльчик, ты мне зубы, что ли, заговариваешь? — Лайма без спросу плюхнулась в кресло. — Налей мне чего-нибудь успокаивающего. На дорогах такие пробки — сплошные нервы!
Нынче она нарядилась в брючный деловой костюм от «Burberry» (стоимость бренда «Burberry» оценивается в 3,1 миллиарда долларов, 98-е место в рейтинге «Best Global Brands») и выглядела в нем недоступно-потрясающе, если не считать той мрачной безысходной тьмы, которую я ощущал за ее соблазнительным фасадом.
— Валокордин, корвалол? — спросил я с едва заметной издевкой.
Сегодня у меня не было никакого желания петь серенады под окном этой хищницы, этого упыря в женском обличьи.
Лайма:
— Пупсен, ты издеваешься?
Из ее глаз посыпались золотые искорки, а лоб разрезали мимические морщины возмущения. Я быстренько осознал все свои заблуждения.