— Тёмных магов просто разорвёт, — подытоживает Нэл, стирая свои рассчёты с доски. — Чем больше их соберётся у источника, тем сильнее будет брешь. Того они и добиваются.
— Вами хотят пожертвовать, — поддерживает его Ла'брисса Хон. — Я никогда не сказала бы это, если бы не была уверена в том, что Нэл говорит правду.
— Фарс! — вскакиваю со своего места, едва не опрокинув стол. Мне стыдно признаться, что я верю Нэлу. Но ещё отвратительнее оттого, что приходится подчиняться Ла'бриссе. — Что за заговор?! Если это действительно так, почему бы не сказать всем?! Для чего это тайное собрание?!
— Боюсь, что заговор не у нас, а у правителей, — возражает Нэл.
— Будешь артачиться — умрёшь невинной, — хохочет Мандрагора, перебирая рыжие локоны, и меня подмывает запустить в неё чем-нибудь тяжёлым. Боги Вездесущие! Даже она — моя нелепая соседка по комнате — в этой секте! И верит в этот бред!
Бред ли?
Мне хочется крушить. Ломать мебель, бить окна, стучать ногами по паркету, лишь бы меня услышали и поняли!
— Если сказать всем, — Хон явно чувствует своё превосходство, и я ненавижу её за это, — мы посеем смуту. Паника страшнее войны.
— Рэнилл, ты веришь в это?! — поворачиваюсь к товарищу, а тот прячет раскрасневшееся лицо за веером длинных пальцев. — Какой толк говорить обо всякой ерунде, если вы даже не можете придать ей огласку?!
В том и толк, — спокойно говорит Нэл и смотрит непроглядно-чёрными глазами прямо на меня, — что для того, чтобы закрыть источник раз и навсегда, достаточно шестерых тёмных магов. Пока нас пять, если ты, конечно, не уйдёшь, Линетта.
Я стою, опустив глаза, и алейн гладит мои волосы золотой ладонью. Мне горячо и стыдно, стыдно и горячо. И отчего-то хочется в лапы смерти: остро и непреодолимо. Прямо сейчас. Смыкаю веки, и меня начинает кружить и уносить вниз. И кажется, что вот-вот провалюсь сквозь пол…
Сзади скрипит дверь. Сквозь напряжённое молчание прорываются шаги: твёрдые и уверенные.
— Я буду шестым, — чётко проговаривает кто-то над самым ухом. Вздрагиваю, а потом неожиданно вспоминаю, кому принадлежит голос.
— Тэй?
Так и есть. Мой малец, мой безмолвный спутник, над которым всё время потешаются Рэнилл и Мандрагора, рядом стоит, и его серые глаза добродушно щурятся. Не иначе, как за нами шёл. Не иначе, как слушал. И слышал!
Повернувшись на пятках, хватаю Тая за воротник, но он с неожиданной смелостью откидывает мои ладони. И я понимаю: когда мы танцевали в круглом холле, он говорил правду, а не рисовался.
— Сумасшедший, — выдыхаю я, роняя руки.
— Кто его пустил? — слышу возмущённый голос Рэнилла с другой стороны и зажмуриваюсь. — Дети не нужны здесь. Линетта, что он за тобой увязался? Может, на горшок ему пора?
— Я не ребёнок, — отрезает Тэй. Оказывается, он умеет быть твёрдым. — И я решил всё. Если Линетта едет, еду и я.
— Да он просто влюбился, — Мандрагора впереди с пренебрежением фыркает и отворачивается. Она похожа на кошку: гибкая и самодостаточная. И мне до сих пор интересно, как она очутилась в компании отличников, которых всегда называла чокнутыми. Должно быть, пришла сюда, ведомая своим кошачьим чутьём.
— Орейворец, — грозно подытоживает Ла'брисса Хон, глядя на Тэя.
— И что? — Тэй улыбается. — Я не хочу войны так же сильно, как и мирные жители другого берега. Вы сами-то откуда будете?
Молчание висит долго. Но когда первые реплики разрывают туго натянутую плёнку тишины, мы все понимаем: этот бой наш. Осознание снисходит внезапно и подобно озарению. Мы собрались. Нас собрали Вездесущие. И Хон уже не так омерзительна. Да и Мандрагору не хочется закидать камнями.
Мы уезжаем все вместе, через трое суток после собрания. Через двое суток после того, как нас связала тёмной вязью клятва, и на наши плечи легло магическое клеймо. И через сутки после того, как Тэй стал моим.
За трое суток до того, как нас не станет.
Я перестал дышать. Провёл вспотевшей ладонью по плечу, зацепив пальцами отросшие волосы. Метка молчала, как молчала все эти тяжёлые дни.
Как вставал — не помню, что говорил студентам — тоже. Просто выпорхнул из аудитории и почти навалился на друга. Он, Викс и Амрес держали меня, когда я разрушал свой дом. Нервы не годились никуда. Хотелось, чтобы обломки и камни привалили меня, и я перестал дышать. Только бы не представлять, что могло случиться с моей девочкой.
— Дон, что?! Говори! — сердце билось в горле, а голос получился густым и хриплым.
Адонис плотно притворил дверь за мной и, подтолкнув в спину, повёл за собой в круглый холл. Когда дневной свет очертил его раскрасневшиеся щёки, он достал из кармана пиджака сложенный вчетверо листок. Я тут же почуял запах чёрной гусеницы.
— Вот, — он протянул листок мне. — Читай.
Я выдохнул на последних строках и чуть не упал. Мир сузился до завитушек выведенных аккуратным почерком. Это писала она. Лин. Немного путано и завуалировано, но это была она!
Видимо, не могла говорить открыто. Значит, над ней нависла опасность. Я стиснул в кулаке клочок бумаги и заскрипел зубами.
— Я должен забрать её! — дёрнулся, чтобы ринуться прочь из коридора.
— Эриман! — Адонис едва меня удержал. — Постой. Как бы ты вред ей не нанёс, появившись сейчас. Подожди восемнадцатого дня, как она просит. Тут осталось- то…
Я заметался. Как это подождать? Я не смогу! Сгорю же. Как он не понимает?
— Не могу. Хочешь, выруби меня, но я не смогу ждать. Это слишком трудно. Ведь случиться может что угодно за эти дни! Адонис!
— Я думаю, она знает, о чём говорит, — Адонис отвёл взгляд. — Мы полетим вместе в назначенную ночь. Я прикрою тебя. Удивительно, что она была совсем рядом, а мы не почувствовали её сейзу. Наверное, защита стоит.
— Я убью их. Слышишь?! Всех… — я сжал плечи друга так, что он шикнул от боли. — Прости, — отступил и потёр лицо ладонями, чувствуя, как под пальцами разливается неудержимый жар. Шумно выдохнув, я встряхнул пальцами. — Хорошо, два дня выдержу. Надеюсь.
Я чувствовал, как под рубашкой чешутся крылья, намереваясь вырваться. Стук сердца, дыхание, чувства — все смешалось в колокольный звон в ушах, и я прилепился к стене.
— Адонис… скажи, что все будет хорошо. Просто скажи. Мне нужно это…
— Всё обязательно будет хорошо, — выдохнул Адонис. — У меня одна просьба к тебе. Не говори Виксу ничего, пока мы с Арлиндой не увидимся и не услышим всё из первых уст. Парнишка может дел наворотить, да и от учёбы оторвётся. А своей тёще будущей — и подавно. После того, как она Академию чуть по кирпичикам не разобрала, страшно и предположить, чего от неё можно ожидать.
Я молча кивнул. Мир плыл перед глазами и скручивался в спираль. Мы не нашли ее. Взрослые мужики! А малышка смогла передать весточку. Ждет ли меня, любит ли? Верит ли, что смогу защитить? Как же смогу, если столько времени был бессилен? Как она теперь доверять будет? После всего, что сделал…
— Иди. Я справлюсь, — на сомневающийся взгляд друга добавил с нажимом: — Обещаю.
— Может, посижу на занятии с тобой? — предложил Адонис. — Как наблюдающий?
— Как хочешь, — я повёл плечом, но голос всё равно дрогнул. — Да, лучше посиди. Не хочу подпалить кафедру или патлы одной приставучей студентки.
Адонис добродушно усмехнулся. Он слишком хорошо знал меня, чтобы оставлять в опасности, наедине с моей внутренней темнотой. Но сейчас даже его поддержка не давала никаких гарантий. Слишком уж я был взволнован: даже пальцы тряслись. Все мысли крутились вокруг Арли. Что могло случиться с ней за эти дни? Ведь если она не пишет прямым текстом, значит, те люди, что окружают её, опасны.