Отец попытался ринуться к нам, но не успел. Чёрная воронка задрожала, а когда одна из лент-молний вырвалась наружу и коснулась нашего круга, сразу растрескалась и вспыхнула, как звезда. Я закричала, но не услышала своего голоса. Звук поглотила взорвавшаяся темень. Пламя затанцевало в центре круга, переливаясь перламутрово-белоснежным светом. Оно разгорячило ладони, прошло сквозь грудь каждого из нас, а затем полилось молочным дымом нам за спины. Маги и пленные падали на колени и обновлялись. Их выгибало, встряхивало, раскручивало. Раненые поднимались, радуясь и плача, а мертвые… Мертвые теперь принадлежали земле.
Когда круг разорвался, я почувствовала, как упала в объятия Эримана. Он не удержался и присел, уткнувшись лицом мне в плечо.
— Всё закончилось, малыш…
Я вдохнула воздух, солёный от крови. Глаза драло, по щекам скользили горячие капли. Слёзы ли это были или кровь?
— Я видела нас другими, Эри, — прошептала я, откидываясь ему на грудь. Задрала лицо вверх. Перед глазами не осталось ничего, кроме рассветного неба, опалённого рыжими красками, и его лица, самого дорогого во Вселенной. — Так, будто прошлое вернулось. Словно время закрутилось спиралью, и один виток лёг на другой…
— Мы были другими. Мы стали другими. Жизнь дала нам второй шанс, Линетта, — он коснулся моих губ и прошептал: — Я очень тебя люблю. И хочу, чтобы ты родила мне десять драконят. Таких же красивых, как ты, и таких же импульсивных, как я.
— А драконьи жёны что, — прошептала я испуганно, — яйца разве не откладывают? Эриман хохотнул, крепче прижав меня к себе.
Мирелла, Рэнилл, Ними и Леан сбились в круг, сомкнув объятия. Мы все понимали, что сделали. Жаль, что это далось такой ценой…
Я беспомощно водила глазами по полю битвы. Наги, выжившие в бою, группировались и расползались, видимо, понимая, что драться дальше не за что. Драконы трансформировались в людей и подтягивались к ним. Одна лишь Джин стояла в центре постамента, там, где совсем недавно зияла чёрная воронка, и звучно колотила хвостом о мрамор, поднимая пыль.
Я изумилась, увидев отца совсем рядом. Проглотила горький металл тревоги и, на всякий случай, вскинула руки, готовясь дать отпор. Заметив это, отец слабо улыбнулся и тут же скорчился от боли.
— Вы не знаете, от чего отказались, — простонал он. — Глупцы.
— Это наш путь, — заметил Эриман.
— Я повторил бы попытку пять лет спустя, — выдохнул отец, пряча глаза, будто ему было стыдно. Его ногти беспомощно скребли по парапету, а мне казалось, что раздирают мою душу. — Но вряд ли доживу до завтра.
— Мне жаль, отец, — сказала я. — Правда, жаль. Ты можешь быть чудовищем, но это не меняет того, что во мне есть часть тебя. Но что поделаешь: твоих ожиданий я не оправдала бы…
— Зато я оправдаю твои, — прошептал отец, сцепив зубы. — Напоследок.
Он не поднялся, не выкрикнул заклинание, а просто хлопнул ладонью по камню, и из-под руки выскользнула стремительная молния. Никто не успел среагировать. Никто не смог шевельнуться. Молния добежала до моих ног, а затем резко разделилась на несколько светлых полосок, и они зазмеились по изрытой борьбой земле, минуя меня и моих друзей. На пути одной из них лежал Викс. Врезавшись в бездыханное тело друга, она прошла сквозь него и застряла в груди.
Время застыло. Тишина опустилась на площадь, кровавое зарево залило небосвод.
Викс выгнулся, будто поднятый неведомой силой, и резко вдохнул, раскрыв тонкие губы. Эриман неосознанно прижал меня к себе. Так крепко, что я едва могла дышать.
Нимеридис бросилась к любимому и, обняв его бледное лицо руками, прошептала:
— Викс…
— Викс! — я вырвалась из объятий Эримана и поползла к краю парапета. Издалека увидела, как Нимеридис приподнимает его голову над сухой травой, и как друг ошарашенно хлопает глазами. Сердце наполнилось густым теплом и заколотилось чаще, согревая кровь… И почему Вездесущие не даровали мне таланта поднимать мёртвых одним щелчком пальцев, одним мановением кисти?! Я не могла поверить в это чудо! И теперь была готова отпустить отцу всё: годы одиночества в морозной деревне на краю мира, долгое заточение, бредовые идеи, небывалую жестокость… Разве что, маминых слёз не могла простить…
— Отец? — я обернулась.
И поняла, что он больше меня не слышит. Последнее заклятие отняло у него остатки сил и энергии, оставив тело пустым и мёртвым…
— Мне жаль, — очень захотелось заплакать, и я закусила губу, чтобы остановить подступившие слёзы.
Это ты виновата, — услышала я разъярённый голос Джин. — Нелепое порождение продавщицы рыб! Либериан никогда не любил твою мать! — она выставила вперёд руки. На кончиках пальцев полыхали тёмные сгустки. — И тебя, — она бросила Амрес разъярённый взгляд, — не любил. Лишь я одна была в его сердце, и он хотел сделать всё, чтобы мы смогли быть счастливыми! Я убью вас всех, клянусь.
— Попробуй, Джин, — заговорил Леан. Он крепко обнимал свою раненую подругу, прижимая её тощее тело к себе. — Ты никогда не признала бы, что он кормил тебя завтраками и лишь использовал твой дар. Да кому ты вообще нужна? Разве что, тапочки таскать по команде.
— Да что б ты знал, предатель?! — рыкнула Джин и снова перевела взгляд на меня. — Убью, убогая… Нет… Не убью. Страдать заставлю. Как ты меня!
И прежде, чем я успела опомниться, Джин выкинула ладонь вперёд. Темнота сорвалась с её пальцев, раскрашивая воздух тёмно-синими разводами. Огромный теневой болт прицельно летел в грудь Эримана. Совсем как тогда… Много лет назад…
Но на этот раз я не позволю забрать у меня любимого!
Подскочив, я рванула к окаменевшему от неожиданности Эриману и заслонила его собой.
Я рухнула в его объятия и зажмурилась. Вот и всё. Так хотелось поймать последние мгновения близости, как птицу за хвост. Но…
Свист заложил уши, и нас с Эри отбросило. Падая, я разбила колено и ударилась локтем. Любимый прочесал бетон спиной и взвыл от боли.
Я обернулась. Рэннил стоял на моем месте, а чёрная стрела пульсировала в его груди.
В тот же миг воздух затрещал. Запах палёного взвился к небесам, перебив металлический дух крови. Издали донёсся пронзительный визг Джин. А потом её скукоженное тело, объятое пламенем, отлетело в траву, как колесо повозки, мчащейся на огромной скорости.
Амрес швырнула вслед нагессе пылающий шар, затем ещё один, и ещё. Будто хотела затопить огнем. Джин больше не шевельнулась.
Отряхнув брезгливо руки и притянув Джонатана к себе, Амрес сказала:
— Никогда её не любила. Тем более, никогда не позволю обижать моего работодателя, — она подмигнула нам и нырнула вместе с сыном в распахнутые объятия Адониса.
Мирелла присела возле моего отца, вгляделась в его умиротворённое лицо, будто видела то, что никто другой не видел.
— Его дар не умер, Арли. Он ещё послужит. Но очень нескоро.
О чём говорила темнокожая мне не особо было интересно. Я радовалась, что выжила. Но тоска все равно царапала душу. Викс, чудом вернувшись к жизни, потеряет дедушку. Он был хорошим… нагом.
— Я дос-с-статочно пожил, — отозвался ректор булькающим голосом. — И видел с- слишком много. Ваш-ш-ша очередь хранить очаг, — он с трудом повернул голову и уставился на Пеана. — Твоя очередь, Мандрагора.
— Это что же? — Леан побледнел и ещё крепче прижал к себе подругу. — Я нагом стану? Хвост отращу?
Ректор кивнул.
— Тьма ис-с-сточника зацепила и наполнила тебя и твою подругу, но не разорвала, — пояснил он. — Как и меня тогда, в Эмпере. Не волнуйс-с-ся. В этом ес-сть плюс-с- сы.
— Жить дольше, чем люди, но без детей? — пискнула Вейлина, прижимаясь к Пеану.
— Я не хочу так!
— С-с-судьбу не обмануть, к с-с-сожалению. Может, наступит время и вы найдете с- с-спо-с-соб продолжить род. Но прежде вс-с-сего любовь не… — он закашлялся и замолчал. Грудь его тяжело поднималась, а изо рта вырывался свист.