– Ага.
– Поэтому пришлось отследить предполетные планы, которые его пилоты передают наземным службам.
– Угу.
– И это,– спросил Энди,– тот чувак, которого ты собираешься выслеживать, как раненого оленя, Джон?
– Да,– отрезал Дортмундер и попросил Уолли.– Продолжай.
– Кроме того, помощники рассылают приблизительный график его перемещений по разным офисам. Они шлют его факсами, как и вносимые лично им изменения, так что все знают, где мистер Фербенкс в данный момент находится и как с ним связаться.
– Наконец-то хорошая новость,– заметил Энди.– Твой приятель трубит на весь мир, куда собирается ехать.
– Допустим. Тогда он поделится этим и со мной. Где он сейчас?
На полу около стула лежал конверт из оберточной бумаги, который после нескольких неудачных наклонов Уолли все же удалось подобрать. Он вытащил из конверта два листка бумаги.
– Я полагаю, тебя интересует оставшаяся часть мая?
– Несомненно.
– Ладно. Итак, сегодня он находится в Лондоне.
– Что-то быстро. Еще вчера вечером он ошивался на Лонг-Айленде.
– Придется обождать его,– вздохнул Энди.
– Он прилетел туда утром,– уточнил Уолли.
– Сколько он там намерен торчать? – Дортмундеру явно не улыбалось лететь в Лондон, чтобы вернуть свое кольцо.
– Послезавтра он собирается в Найроби.
– Найроби? – Дортмундеру не понравилось, как звучит это слово.– Это, кажется, где-то в Африке?
– Да.
– А в Штаты он когда-нибудь думает возвращаться?
– В следующую субботу. Через понедельник он должен давать показания на слушаниях в Конгрессе.
– Тебе попалась очень подвижная мишень,– заметил Энди.
– Итак,– подытожил Дортмундер,– Лондон, Найроби, Вашингтон. И все это в течение недели. Он точно будет в Вашингтоне в следующую субботу?
– В понедельник. Выходные он проведет на острове в Хилтон-Хеде, штат Южная Каролина.
– Губа не дура. Как долго он будет находиться в Вашингтоне?
– До среды. Потом он летит на два дня в Чикаго, а оттуда – в Сидней.
– Сидней? Это же мужское имя.
– Джон, Сидней – это город в Австралии. После этого он возвращается и едет в Лас-Вегас, затем...
– Мы точно еще в мае?
– Будь уверен, Джон. Согласно графику, в Лас-Вегасе он будет ровно через две недели.
– Я его уже почти жалею.
– А, по-моему, ему нравится такая жизнь,– поделился Энди.
– Я точно не собираюсь гоняться за ним по Лондону и всей Африке,– решил Дортмундер.– Придется подождать, пока он не вернется. Вот Вашингтон относительно недалеко. Где он там останавливается, тоже в собственном доме?
– Квартира. В отеле «Уотергейт»[16].
– Я что-то о нем слышал. Кажется, довольно известное место.
Уолли и Энди обменялись многозначительными взглядами.
– Он что-то слышал,– потрясенно повторил Келп.
– Это большое величественное здание на берегу реки Потомак,– сообщил Уолли Дортмундеру.– Там есть офисы, гостиничные номера и частные квартиры.
– Квартиры – это хуже,– задумчиво заметил Дортмундер.– Там вечно толпятся привратники. Соседи. У такого парня, как Фербенкс, может быть охрана в квартире.
Келпа распирал смех:
– Джон, ты что, собрался грабить «Уотергейт»?!
– Все, что я собираюсь, так это вернуть свое кольцо, отрезал Дортмундер.
– Делов-то,– не удержался от колкости Энди.– Просто небольшое третьеразрядное ограбление в «Уотергейте».
– Ну и что? – Дортмундер пожал плечами.– Обычный отель. Какие с ним могут возникнуть непредвиденные осложнения?
– Ну, например,– предположил Келп,– ты можешь лишиться поста президента.
Дортмундер никогда не интересовался историей; его всегда больше занимали текущие проблемы. Поэтому по неведению проигнорировав сарказм Энди, он повернулся к Уолли:
– Итак, он будет там в ночь на следующий понедельник?
– Согласно графику,– подтвердил Уолли.
– Спасибо, Уолли. Теперь моя очередь.
14
Это уже стало привычкой, ритуалом, приятным инстинктивным движением. Когда Макс разговаривал или размышлял, он непроизвольно крутил на среднем пальце правой руки кольцо грабителя. Прохладное прикосновение к кончикам пальцев, ощущение плоской верхушки с символом «ТЮИ» напоминали о блистательной импровизации, придавали ему новые силы, поощряли на очередные достижения. Как жаль, что эта шутка оказалась слишком удачной, чтобы про нее можно было кому-то рассказать!
Весь понедельник, пока он проводил совещания в британском подразделении «ТЮИ», он постоянно вращал на пальце кольцо.
Он продолжал это делать и вечером, на премьере спектакля Кэмерона Маккензи «Нана: Мюзикл», который посетил в компании с известным светским журналистом по имени Даф. (Конечно, Макс уже видел «Нана» в Нью-Йорке, но получил от оригинальной лондонской версии гораздо большее удовольствие – хотя бы из-за того, что лишний раз убедился, насколько англичане подсознательно презирают французов).
Он по-прежнему крутил кольцо и утром во вторник в номере в «Савое», слушая предложения менеджеров своего газетного концерна в Британии и лишний раз убеждаясь, что независимо от того, как они поработают, сколько конкурсов проведут на страницах газет, о скольких драках футбольных хулиганов и скандалах в королевской семье сообщат, тираж всегда будет ограничен 400 000 идиотов, охочих до дешевых сенсаций. В этот момент вошла его лондонская секретарша мисс Хартрайт и почтительно произнесла:
– Прошу прощения, мистер Фербенкс, но на связи мистер Гринбаум.
Уолтер Гринбаум был личным адвокатом Макса в Нью-Йорке. Он никогда не звонил просто так.
– Я поговорю с ним.– Макс кивнул газетчикам, которые скромно потупились, спрятавшись в раковины мнимой вежливости, и поднял трубку телефона.– Уолтер, разве это не рано для тебя?
Поскольку разница между Нью-Йорком и Лондоном составляла пять часов, в Штатах сейчас было всего шесть утра.
– Очень рано,– раздался неожиданно четкий и близкий голос Уолтера Гринбаума.– Но при этом и слишком поздно. Когда мы сможем поговорить лично?
Это прозвучало тревожно.
– Не знаю, Уолтер,– ответил Макс.– Мне надо быть завтра в «Банке Слоновой Кости» в Найроби. Не думаю, что смогу вернуться в Штаты раньше, чем...
– Я здесь.
Макс моргнул.
– Здесь? Ты в Лондоне?
– Я только что прилетел на «Конкорде». Когда ты освободишься?
Макс понял, что раз уж Уолтер Гринбаум вместо того, чтобы позвонить, отправить факс или просто дождаться его возвращения, бросает все и лично летит в Лондон, то дело серьезно.
– Прямо сейчас,– произнес он, повесил трубку и обратился к газетчикам.– До свиданья.
Уолтер Гринбаум был плотным мужчиной слегка за пятьдесят с большими мешками под глазами, из-за которых он выглядел так, словно в нем сосредоточилась вся земная скорбь. Однажды, когда приятель заметил, что удаление этих мешков – простейшая пластическая операция, он ответил: «Ни за что. Без этих мешков я из адвоката превращусь в истца». И был прав. Мешки придавали каждому его слову значимость, уверяя каждого, что их обладатель видел и пережил все на свете. А говорить он умел, как никто другой.
– Доброе утро, Уолтер.
– Привет, Макс. Кофе? Ты уже позавтракал?
– В прошлые выходные взломали твой дом в Каррпорте на Лонг-Айленде.
«Я слышу об этом впервые»,– напомнил себе Макс. Изображая легкий интерес, он спросил:
– Взлом? Вот что бывает, когда оставляешь дом пустым. Много взяли?
– Серебра и прочих ценностей на четверть миллиона плюс автомобиль.
У Макса отвисла челюсть. Он впал в ступор и не мог даже придумать, что ответить.
Насладившись наступившей тишиной, Уолтер усмехнулся и пояснил:
– Да, Макс. Он вернулся. Сбежал из полиции и вернулся в дом.
– Вернулся? Вернулся?
Что известно Уолтеру?
Они стояли в бело-золотой гостиной, у окна с видом на Темзу, где черные птицы, борясь с ветром, сновали под быстро плывущими высокими облаками. Но сейчас обоим было не до любования пейзажами. Уолтер указал на белый диван со словами:
16
«Watergate» – фешенебельный отель в Вашингтоне, где в 1972 году агенты Республиканской партии были задержаны при попытке установить прослушивающие устройства в штаб-квартире своих конкурентов. Это привело к большому скандалу и отставке в 1974 году президента США Ричарда Никсона.