– Все в порядке, Джон,– произнес Фред.– Я просто хотел сказать, что мы с Тельмой в курсе твоей проблемы и считаем, что это отвратительно. Ты не должен оставить это безнаказанным.
– Ты имеешь в виду... э-э-э... кольцо?
– Ну да. Мы с Тельмой полностью на твоей стороне, и если тебе понадобятся наши услуги, звони без колебаний.
– Спасибо, Фред.
– Позвонишь?
– Непременно.
Они попрощались, а через пять минут вновь раздался телефонный звонок.
– По-моему, мне чересчур много сочувствуют,– сообщил Дортмундер своему молотку и, бросив его, выбрался – ой! – из-под ванны. На этот раз звонил Джим О’Хара, специалист широкого профиля, типа Гаса Брока или Энди Келпа. Он также услышал об украденном кольце и жаждал выразить свои соболезнования и заверить в солидарности. Дортмундер поблагодарил его, повесил трубку и решил некоторое время не возвращаться под ванну. Вместо этого он открыл банку с пивом и в ожидании уселся у телефона.
У кого-то оказался слишком длинный язык – у Гаса или Уолли Уистлера. Или у обоих. Или, к настоящей минуте, у всех.
В течение следующего получаса ему позвонили еще пятеро знакомых по работе, выразивших пожелания успеха в скорейшем разрешении проблемы. Он почувствовал себя пациентом больницы, разве что цветы никто не приносил. Дортмундер размяк от благодушия, выпил еще два пива и решил на сегодня завязать с обустройством тайника под ванной. До завтра деньги вполне могли полежать там, где находились сейчас – за диваном в гостиной, на котором сидел Дортмундер, в бумажном пакете из супермаркета, перевязанном скотчем.
Опять зазвонил телефон.
– Алло! – добродушно сказал Дортмундер.
– Привет, Джон! Это Уолли.
– Уолли? Уолли Уистлер? Зачем Уолли звонить ему со словами сочувствия, если он сделал это, когда они были вместе в «Н-Джой»?
– Привет, Уолли,– тем не менее, с симпатией ответил Дортмундер.
– Я хотел предупредить,– голос Уолли звучал хрипло, словно тот простудился,– что твой друг больше не на Хилтон-Хэд.
Уолли! В голове Дортмундера произошло мгновенное превращение взломщика Уолли Уистлера в компьютерного гения Уолли Нурра, который следил за перемещениями Макса Фербенкса. Осознав смысл услышанного, Дортмундер вскинулся с широко распахнутыми глазами:
– Что? Где он?
– Не знаю. Его подчиненным пришел факс, что он недоступен с субботы до утра понедельника.
– И где он намерен быть утром в понедельник?
– О, тут без изменений. Он обязан предстать перед этим комитетом в Конгрессе, так что с понедельника его график тот же самый. Непонятно только с выходными.
– Спасибо, Уолли.– Дортмундер повесил трубку и некоторое время сидел, уставившись на пустую пивную банку и размышляя. В принципе, ничего не изменилось, поскольку он не собирался захватывать остров у побережья Южной Каролины (пиратство не входило в список его рабочих профессий), но возникшие неясности вызывали смутное беспокойство.
Недоступен? Макс Фербенкс недоступен? Он никогда прежде не был недоступен для своего персонала. Что же случилось?
И где находится Макс Фербенкс?
30
– Я совсем не предполагал быть сейчас здесь,– пожаловался Макс детективу и растерянно пригладил пальцами растрепанные волосы.– Я собирался готовиться к даче свидетельских показаний перед Конгрессом. Я должен выступать в понедельник в Конгрессе, знаете ли. Я вообще не понимаю, зачем здесь нахожусь. Вообще! Мне здесь абсолютно нечего делать, я вообще не должен быть здесь!
Детектив спокойно и равнодушно ждал, пока Макс выговорится. Он был невысоким, лет тридцати с небольшим, с густыми темными волосами и длинным мясистым носом, и представился как детектив второго класса Бернард Клемацки. Хотя в своем мятом сером костюме и криво завязанном синем галстуке он больше походил вовсе не на детектива, а на учителя математики в средней школе. Но все же он был детективом, расследующим квартирную кражу в отеле «Н-Джой Бродвей», немногословным и имеющим в запасе несколько вопросов.
Вопросы были и у Макса. Например: что, черт возьми, здесь произошло? Как будто по квартире пронесся торнадо и аккуратно ее почистил. Все громоздкие вещи остались на своих местах: и рояль, и антикварный комод в хозяйской спальне, и длинный средневековый обеденный стол в гостиной, и прочая мебель. Зато все, абсолютно все, что можно было засунуть в пакет или под пассажирское сиденье, отсутствовало в принципе. Было вынесено подчистую в ту единственную ночь, когда Лютеции не было дома.
«Слава Богу, что она не ночевала здесь,– подумал Макс.– Страшно представить, что могло бы случиться, будь она дома, когда влезли грабители». Как бы то ни было, Лютеция, которую доктор накачал успокаивающим, уже несколько часов спала (точнее, пребывала в прострации) в своей спальне, оставив Макса в разоренной гостиной один на один с этим тупым детективом, который, похоже, так до сих пор и не понял, куда он попал.
Макс никак не мог взять себя в руки, чтобы поинтересоваться: «Вам, вообще-то, известно, кто я?!», но он был уже довольно близок к этому. Главным, что не давало ему этого сделать, было подозрение, что этот медлительный, сонный, недалекий детектив давно ожидал этого вопроса и наверняка заготовил на него какой-нибудь хамский ответ.
Это было нелепо, просто смехотворно, торчать здесь час за часом по прихоти какого-то жалкого копа. Конечно, когда вчера вечером он услышал в трубке вопли Лютеции, из которых с большим трудом разобрал, что произошло нечто чудовищное, то при первой же возможности изменил свой маршрут: утром машиной до Саванны, затем частным самолетом до аэропорта Кеннеди и, наконец, лимузином до «Н-Джой» – чтобы поддержать супругу в этой непростой ситуации. И, конечно, сначала он был рад видеть здесь этого детектива, Бернарда Клемацки, ответить на его вопросы, помочь, чем только может. Было приятно видеть человека, настолько ответственно подходящего к своей работе. Но всему есть предел!
Должен же наступить момент, когда Макс сможет пожать руку детектива, пожелать ему успехов, дать номер телефона, по которому тот сможет связаться с ним в случае необходимости, и отвалить. Назад, на Хилтон-Хэд, к чрезвычайно смазливой секретарше, которая ждет его, чтобы помочь подготовиться к даче свидетельских показаний в Конгрессе; назад к нормальной жизни.
Вместо этого чертов Клемацки, этот недоделанный Коломбо, продолжал держать его здесь. Вежливо, но непреклонно.
– Надеюсь, вы уделите мне немного своего времени, мистер Фербенкс. Я жду несколько телефонных звонков, после которых вы сможете помочь мне разобраться с парой незначительных деталей.
– Почему бы мне не помочь разобраться с вашими деталями прямо сейчас, после чего благополучно уехать?
– Весьма сожалею, мистер Фербенкс,– заявил Клемацки, даже не пытаясь изобразить сочувствие,– но мне необходимо дождаться этих звонков, чтобы точно сформулировать вопросы к вам.
И так, час за часом, он торчал здесь всю субботу, которая уже близилась к вечеру. Лютеция в отключке лежала у себя в комнате, а детектив Клемацки был столь же мягок, как диета при язве желудка, которая точно понадобится Максу, если все будет продолжаться по-прежнему.
Но что он мог поделать? Он позвонил в нью-йоркский офис, приказал не соединять его ни с кем (вряд ли что-то еще могло произойти вплоть до понедельника) и остался сидеть в ожидании. Всякий раз, когда звонил телефон, к трубке просили Клемацки. Да кто здесь, в конце концов, проживает?
Наконец, Клемацки, вернувшись после очередного телефонного разговора, оказался готов побеседовать и с ним. Детектив принимал все звонки в соседней комнате, и поэтому Макс, слышавший только невнятное бормотание, понятия не имел, ради чего устроен весь этот цирк, но был рад, что скоро все закончится. Валяй, задай свои чертовы вопросы и покончим с этим. Меня ждет личный самолет с личным пилотом, так что дай мне возможность улететь туда, куда я хочу И вот пришел черед первого вопроса.