Энн-Мэри разглядывала Пушечное озеро, больше смахивающее на пруд. Отсюда, с высоты тринадцати этажей, водоем, расположенный между открытой трибуной и гостевыми коттеджами, напоминал макет грядущего поля битвы на столе в военном штабе. Там находились также бассейн с лягушатником, поле для гольфа, декоративные насаждения и множество туристов, напоминающих разноцветных персонажей пластилинового мультика.
Повсюду сновало множество охранников, в своей коричневой униформе похожих на арахисовые орешки в миске с разноцветным драже. Глядя, как целеустремленно они движутся через толпы зевак, Энн-Мэри еще более укрепилась в убеждении, что их план обречен на неудачу.
Поездка в Вашингтон для нее стала просто забавным развлечением. Она неплохо развеялась, а Мэй оказалась прекрасной подругой, с которой приятно проводить досуг, пока мужчины занимаются своими делами. Но когда Энди объявил ей, что для того, чтобы вернуть кольцо Джона, они для отвлечения внимания собираются ограбить казино в Лас-Вегасе, она окончательно поняла, что эти люди – психи. Ограбить казино в Лас-Вегасе, место, охраняемое лучше Форт-Нокса,– для отвлечения внимания!
«Это уже без меня,– решила Энн-Мэри.– Пора сваливать от этих Мартовских зайцев[51]. Но не сразу».
Дело в том, что ей реально нравилось быть вместе с Энди, несмотря на все его заскоки. И, по крайней мере, до тех пор, пока их безумный план в Лас-Вегасе не лопнет, она будет с интересом наблюдать за происходящим. При этом она предприняла ряд мер, чтобы обезопасить себя от возможных неприятностей.
Главной причиной здесь было то, что она пересмотрела свое отношение к каналу «Суд ТВ». Она отнюдь не возражала против появления на экране телевизора – это было бы еще одним милым приключением. Но это также грозило ей лишением свободы на срок от восьми до двадцати пяти лет. А провести четверть жизни в женской тюрьме, пожалуй, еще хуже брака с Говардом Карпино. Нет уж, увольте!
Поэтому она сделала ряд шагов, которые помогут ей в нужный момент оставить Энди Келпа и его сумасшедших дружков и оказаться абсолютно ни при чем.
Во-первых, она зарегистрировалась в отеле, как путешествующая в одиночку. Во-вторых, никто на свете, кроме пары-другой людей, не подозревал о ее знакомстве с Энди Келпом. И, в-третьих, перед отъездом она отправила письма двум подружкам в Ланкастере, где сообщала, что Говард бросил ее, некоторое время она провела в Нью-Йорке, дабы решить, как жить дальше, а теперь возвращается домой, но по дороге заглянет на недельку в Лас-Вегас. (Не то чтобы Лас-Вегас был по пути из Нью-Йорка в Канзас. Но что такое крюк в тысячу восемьсот километров? Кто обратит на это внимание?).
Таким образом, все выглядит логично. Она заранее оповестила о том, что собирается в Лас-Вегас. И тот факт, что неудавшееся ограбление казино произошло в тот момент, когда она находилась в отеле, окажется не более, чем совпадением – одинокая женщина приехала развеяться после бегства мужа. В конце концов, в отеле в это время будут проживать сотни людей.
Она быстро и энергично распаковала багаж. В последнее время в ее жизни один гостиничный номер сменялся другим (хотя нынешняя комната не шла ни в какое сравнение с роскошью «Уотергейта»), и Энн-Мэри в совершенстве овладела мастерством переездов. Еще раз посмотрев из окна на территорию отеля и цепочку размытых низких гор на горизонте, она задумалась, чем бы заняться в отсутствие Энди.
Бассейн выглядел весьма соблазнительно. В другом месте она долго сомневалась бы, прежде чем появиться на людях в купальнике, поскольку чувствовала, что набрала лишние килограммов семь. Но, поскольку Энн-Мэри уже видела местных обитателей, то не сомневалась, что ее здесь прозовут Худышкой. Итак, решено – в бассейн.
Она переоделась, собрала сумочку и уже собиралась выйти из номера, когда зазвонил телефон. Конечно же, это был Энди.
– Привет, Энн-Мэри, я слышал, ты уже в городе. Это Энди.
– Энди! Чем занимаешься?
– Да так, ничего особенного. Я тут вместе с Джоном.
– Зайдешь поздороваться? – спросила она и подумала про себя: «И оценить вид из моего окна».
– Возможно, позже,– сообщил он, чем немало удивил Энн-Мэри, которая полагала, что сообщники сразу же захотят взглянуть на место операции.– Скажем, завтра утром. Надо приодеть Джона и провернуть еще пару дел. О’кей?
– Тогда ищи меня у бассейна.
– Договорились.
Энн-Мэри повесила трубку и отправилась освидетельствовать бассейн. Спускаясь в лифте, она не переставала думать: что бы значило «надо приодеть Джона»?
46
– Ну не знаю,– с сомнением произнес Дортмундер.– Возьмем для начала колени.
– Это твои колени, Джон, и ты принес их с собой,– напомнил Келп.– Ты смотри на одежду.
Было очень сложно смотреть на одежду, игнорируя отражающиеся в зеркале магазина распродаж колени, которые напоминали двух угрюмых бомжей, угодивших в кутузку по ложному обвинению.
С другой стороны, и на саму одежду тоже было смотреть нелегко.
Это было логическим завершением их разговора в машине по пути в Хендерсон, когда Дортмундер пожаловался Келпу, что все в этом городе разглядывают его с нескрываемым подозрением. Если бы он знал, чем все закончится, то держал бы проблему при себе, просто смирившись с тем, что выглядит подозрительным типом, каковым, собственно, и являлся.
Но увы. Несмотря на полный успех встречи с Лестером Фогелем (после которой Дортмундер почти поверил, что план сработает), он абсолютно пал духом в этом дешевом магазинчике на окраине, разглядывая собственные колени, словно смотрящие на него с немым укором, и саму одежду.
Начнем с того, что это были не брюки, а шорты. Шорты! Это претило чувству собственного достоинства Дортмундера, последний раз носившего их в возрасте шести лет, Да еще здоровенные мешковатые бежевые шорты со складками. У него складывалось впечатление, что на нем надеты два пакета из оберточной бумаги, ниже которых располагались колени и черные носки на ступнях, засунутых в темно-коричневые сандалии. Сандалии! Итак, снизу вверх: широкие массивные сандалии, его собственные черные носки, колени, шорты. Точно ли это нормальная одежда?
И не забывать еще про рубашку! Хотя забыть это было невозможно: она выглядела так, словно ее сшили в глухую полночь во время отключения электричества. Все части рубашки были разного цвета: левый рукав – сливового, правый – лимонного, спина – темно-синего, левая передняя часть – ядовито-зеленого, правая – светло-вишневого, а нагрудный карман – белого. При этом рубашка была огромной, также мешковатой и ниспадала вдоль его туловища поверх чертовых шортов.
Дортмундер отвел взгляд от своих коленей, без восторга осмотрел свое одеяние, которое заставил его напялить Энди Келп, и поинтересовался:
– И кто носит такое дерьмо?
– Американцы,– сообщил Келп.
– Что, в Америке кончились зеркала?
– Они думают, что это выглядит элегантно. Они считают, что это – настоящая одежда для тех, кто выбрался в отпуск, а на остальное им плевать.
– Им-то, может, и плевать,– проворчал Дортмундер,– но мне это кажется отвратительным.
– Если ты будешь носить эту одежду, то никто даже не взглянет в твою сторону.
– И я знаю, почему! – Дортмундер нахмурился еще больше, уставившись на возникшее рядом с ним в зеркале отражение Келпа, который выглядел весьма респектабельно в серых летних хлопчатобумажных брюках, синей рубашке-поло и черных мокасинах.– Интересно, почему для собственной маскировки ты выбрал совсем иную одежду?
– Это мой стиль,– пояснил Келп.
– А это – мой?! Да я похож на пляжный тент!
– Видишь ли, Джон,– доброжелательно начал Келп,– согласно моей легенде, я – мелкий служащий в отпуске, возможно, клерк или продавец в магазине электротоваров. Поэтому на отдыхе я ношу то же самое, что и на работе. Только вместо белой рубашки с ручками в нагрудном кармане на мне сейчас поло, что подразумевает мое умение играть в гольф. Понимаешь?
51
Мартовский заяц – персонаж «Алисы в стране чудес» Л. Кэрролла. В английском языке означает неадекватного, психически неуравновешенного человека.