Он позволил Пенелопе самой выбирать, к кому обращаться: похоже, она интуитивно чувствовала, с кем заводить разговор. Сам он предпочитал молчать и ограничивался ворчанием, фырканьем и односложными ответами.
Пенелопа должна была признать, что их план сработал. Их принимали за своих, и их разговоры с торговцами звучали вполне естественно.
К сожалению, за все приходится платить. Близость Барнаби, его мускулистого тела, к которому ее прижимало всякий раз, когда толпа чересчур напирала, его властные прикосновения, тепло большой ладони, сжимавшей ее пальцы, возбуждали целый вихрь эмоций, тревожащую смесь волнения и настороженности, вызывали трепет наслаждения.
Шли минуты, а она никак не могла овладеть собой. Зато им удалось узнать местонахождение двоих из тех, кого они искали.
Достойное возмещение за потраченные нервы.
Они зашагали по узкой улочке, в конце которой, как им сказали, жил Сид Льюис, и остановились посредине.
Пока Барнаби осматривал толпу, пытаясь отыскать взглядом Стоукса и Гризельду, Пенелопа всматривалась в дома:
– Пятая дверь на северной стороне. Я ее вижу!
Она схватила Барнаби за рукав и попыталась потянуть к дому.
– Дверь открыта. Внутри люди.
Барнаби накрыл ее ладонь своей:
– Я не вижу Стоукса. Ну да ладно, посмотрим. Но постарайтесь не выходить из роли.
– Уверены, что все мужчины в Ист-Энде такие тираны?
– Насколько мне известно, они куда хуже.
Пенелопа хмыкнула, но послушно пошла рядом. Поравнявшись с пятой лачугой, она увидела внутри какое-то движение. Но на узкой дороге было совсем мало прохожих и чрезмерное любопытство могло привлечь внимание, а из дома кто-то выходил.
Барнаби отступил и схватил ее в объятия.
– Подыгрывайте, – прошептал он и, наклонив голову, коснулся губами ее щеки. Голова Пенелопы пошла кругом, а горло перехватило. Его тепло окружало ее и словно плавило не только плоть, но и кости. Она, сама того не сознавая, прижалась к его мускулистой груди.
Ее реакция не имела смысла, но и отрицать ее было невозможно. Она трепетала в ожидании следующего прикосновения его губ. Хорошо, что он поддерживал ее, потому что она внезапно ослабела.
И тут вдруг сообразила, что он оглядывает улицу поверх полей ее шляпки! Использует ее как прикрытие.
Пенелопа задохнулась от негодования. Но сейчас для ссор не было ни времени, ни причин.
И хотя он продолжал наблюдать за улицей, приходилось одновременно сражаться со своими инстинктами, держать их в узде, контролировать.
Но его чары скоро развеялись, и она уже попыталась было вырваться, когда Барнаби прошипел:
– Стойте смирно!
Прерывисто вздохнув, она процедила:
– Вы так ведете себя, чтобы отплатить мне за то, что я настояла на сегодняшней поездке.
Он крепче сжал ее талию и прижал губы к чувствительному местечку за ухом. И услышал, как она охнула. Почувствовал, как ладони, упершиеся в его грудь, ослабели.
Он вдохнул, и аромат ее волос, ее кожи проник в него до самых костей. Эти блестящие волосы пахли солнечным светом. Он скрипнул зубами и, почти теряя разум, прошептал:
– Кто-то выходит.
Пришлось сделать вид, что он снова целует ее. Его мечта зацеловать ее до умопомрачения, кажется, сбывалась…
А она не сопротивлялась. Однако через несколько секунд он сухо объявил:
– Похоже, мы можем вычеркнуть Сида Льюиса из списка.
– Почему?
Подняв голову, он ослабил хватку, но не позволил Пенелопе повернуться.
– Если не ошибаюсь, Сид Льюис готов примириться с Господом. Вряд ли он может одновременно содержать воровскую школу и дружески беседовать с местным викарием.
Пенелопа украдкой оглянулась.
– Сид Льюис – тот лысый коротышка?
– По крайней мере такое описание дал один из владельцев лотка.
– Он плохо выглядит.
– Вероятно, этим объясняется столь неожиданный интерес к религии.
Льюис грузно опирался на палку, дышал тяжело и со свистом: это было слышно даже с того места, где они стояли.
– Пойдемте, – велел Барнаби и, обняв Пенелопу за плечи, повел назад. – Нужно найти Стоукса. Осталось проверить еще троих.
Они встретились со Стоуксом и Гризельдой у противоположного конца рынка. Услышав о Сиде Льюисе, Стоукс поморщился:
– Фиггс тоже вне игры. Он в Ньюгейте. Остаются только Джессап и Джо Ганнон. Кстати, Джессап – клиент опасный.
Стоукс и Барнаби многозначительно переглянулись.
– В этом случае придется вести себя как нельзя более осторожно, – заявила Пенелопа. – Куда теперь?
Стоукс взглянул на Гризельду.
– Как насчет того, чтобы зайти в кабачок и перекусить?
Предложение одобрили все. Гризельда вспомнила о пабе на углу Олд-Монтегю-стрит и Брик-лейн.
– Там по крайней мере не отравишься. И нам все равно придется идти на Брик-лейн, где, скорее всего, можно узнать о Джессапе и Ганноне.
Они вернулись на Уэнтуорт-стрит и добрались до «Делфордского герба». Дверь пивной была широко раскрыта. Заглянув внутрь, Стоукс и Барнаби поскорее отвели женщин к грубо сколоченным столам и скамьям, расставленным по обе стороны от входа. Почти все столы были заняты, но места то и дело освобождались.
– Подождите здесь, – велел Стоукс женщинам. – Мы принесем еду сюда. Если повезет, освободится целый стол.
Гризельда и Пенелопа не подумали ослушаться. Их кавалеры повернулись и вошли в кабачок. Но, увидев толкотню у стойки, не осмелились втиснуться в толпу. Тем не менее…
– Похоже, им больше нравится отдавать приказы, – заметила Пенелопа.
– Совершенно верно, – сухо согласилась Гризельда. – Я тоже так считаю.
Девушки обменялись улыбками и продолжали ждать.
Проведя несколько часов среди шумной болтовни на ист-эндском рынке, Пенелопа обнаружила, что может гораздо лучше различать слова, и теперь совершенствовала свое умение, лениво прислушиваясь к беседе четверых крепких стариков, рассевшихся за ближайшим столом. Перед ними стояли пустые тарелки; узловатые пальцы сжимали пинтовые кружки. И тут до нее донеслось имя «Джессап». Пенелопа навострила уши и, подтолкнув локтем Гризельду, взглядом показала на соседний стол. Гризельда недоуменно пожала плечами: теперь мужчины говорили о всяких пустяках.
Пенелопа уже хотела пояснить, в чем дело, когда появился Барнаби с тарелками, в них дымились мидии. За ним шествовал Схоукс с подносом, на котором стояли кувшин и четыре кружки.
В этот момент двое из тех, что сидели за. соседним столом, поднялись и, шаркая, поплелись прочь. Те, кто упоминал о Джессапе, пока оставались на месте.
Пенелопа схватила Барнаби за руку и подвела к освободившемуся столу. Он пожал плечами, но не сопротивлялся. А когда поставил тарелки, сел и подвинулся, давая ей место, она повернулась к Стоуксу и Гризельде.
– Эти люди, – прошептала она, – упомянули о Джессапе. Они толковали о каких-то темных делишках, только я ничего не поняла.
– Я знаю одного из них, – объявила Гризельда. – Думаю, он потолкует со мной. Не вмешивайтесь, даже не смотрите в мою сторону. Он, конечно, известный бабник. Но знал меня с самого детства, так что не станет приставать.
Стоукс поколебался, но все же кивнул и сел напротив Барнаби, оставив Гризельде место рядом со стариком.
Гризельда старательно поправляла юбки и оглядывалась, словно хотела проверить, кто сидит за спиной. Она уже хотела повернуться к Пенелопе, но ахнула и всплеснула руками:
– Дядюшка Чарли! Вы ли это?!
Мужчина от неожиданности растерялся, но, разглядев девушку, широко улыбнулся:
– Малышка Гриззи? Давненько не виделись. Слышал, что ты перебралась в модный квартал и стала шить шляпы для богатеньких дам, – приветствовал он и, окинув взглядом ее наряд, добавил: – Смотрю, тебе не очень-то везет?
Гризельда расстроенно вздохнула.
– Что поделаешь, оказалось, что предприятие не настолько выгодное, каким казалось вначале.
– И ты вернулась домой. Как твой па? Говорили, что он совсем плох.