Но она продолжала уверенно идти вперед. Он шагал рядом, постоянно оглядываясь и все больше настораживаясь.
При этом Стоукс прекрасно сознавал, что, будь он один, не испытывал бы ни малейших неудобств.
Они достигли развилки, и Гризельда без колебаний свернула влево.
Он взял ее под руку, и они вошли в кабачок, не обращая внимания на лачугу с зеленой дверью.
В глубине за столом сидели трое громил, но других посетителей, кроме них, не было. Правда, было слишком рано: остальные, возможно, скоро начнут подходить.
Один столик стоял как раз перед окном. Деревянные ставни были широко раскрыты, что позволяло беспрепятственно рассматривать стоявшее напротив здание. Гризельда направилась именно к этому столику. Стоукс последовал за ней и едва не выдвинул стул для дамы, но вовремя спохватился. Она уселась самостоятельно, лицом к окну. Он устроился рядом и положил руку на спинку ее стула, давая понять, что эта женщина принадлежит ему, и вызывающе уставился на громил. Те поспешно отвели глаза.
Удовлетворившись увиденным, он обернулся к Гризельде. Она подалась в его сторону, погладила его руку, лежавшую на столе, и прошептала:
– Совершенно ни к чему запугивать местных жителей.
Он передернул плечами и стал смотреть в окно.
Откуда-то появилась изможденная служанка, почти девочка, и спросила, что они будут есть. Пробурчав, что требует пинту эля, он предоставил Гризельде делать остальной заказ. К его удивлению, она не пыталась ничего выведать у служанки, а просто перечислила блюда.
– Я ушла отсюда, потому что знала: если останусь, скорее всего стану такой, как она… – Гризельда кивком показала на официантку. – Без всякой надежды на лучшее будущее.
– Поэтому вы много работали, чтобы стать самостоятельной и не жить в трущобах.
– Да, мне это удалось, – усмехнулась она. – Но сейчас я существую между двух миров и не принадлежу ни одному.
– Я знаю, каково это, – неожиданно сказал он. Гризельда с любопытством уставилась на него.
– Неужели?
– Видите ли, я не совсем джентльмен, и все же меня нельзя считать обычным полицейским. Я получил хорошее образование в местной классической школе.
В этот момент появилась девушка с подносом, на котором стояли две миски рагу, выглядевшего очень аппетитно, и тарелка с ломтями хлеба, немного черствого, но вполне съедобного. Ощутив аромат рагу, Гризельда искренне похвалила девушку. Та немного оттаяла, но Гризельда ни о чем не стала ее расспрашивать.
Они уже успели доесть рагу и терпеливо ждали возвращения официантки, когда зеленая дверь открылась и оттуда выступила пухлая брюнетка лет двадцати пяти. Оставив дверь приоткрытой, она устремилась к кабачку.
– Эй, Мейда! – крикнула она, подбоченившись. – Будь добренькой, дай мне пять пинт!
Мейда съежилась, исчезла в глубине зала и вернулась с деревянным подносом, на котором стояли пять пенящихся кружек пива.
– Пока, – бросила брюнетка, беря у нее поднос. – Запиши на наш счет. Арнольд попозже зайдет и заплатит.
Мейда кивнула и, вытирая руки тряпкой, посмотрела вслед брюнетке, исчезающей за зеленой дверью.
– Вижу, у вас здесь оживленно, – пробормотала Гризельда.
Мейда поморщилась:
– Можно сказать и так. Интересно, сколько в них влезет за утро?
– Так вот как обстоят дела?
– Да.
Мейда подобралась поближе, готовая разоткровенничаться:
– Их там трое. То есть девушек. Бедный старина Арнольд. Когда он сказал, что к нему приезжают три племянницы, все думали, что он врет. Но я слышала, как они ругаются, так что, полагаю, он им действительно дядя. Несчастный старый скряга – хорошо еще, если они платят несколько пенсов за жилье. Но девушки, можно сказать, неплохо зарабатывают, да и соседи они хорошие, ничего не скажешь.
– И никаких племянников? – небрежно бросил Стоукс, словно от нечего делать. В конце концов, обсуждать все виды преступной деятельности было любимым занятием здешних сплетников.
– Не-а.
Мейда переступила с ноги на ногу.
– Ничего подобного тут не водится. Этим больше занимаются богатенькие щеголи, а сюда они не заглядывают. Заметьте, я уверена, что Арнольд был бы не прочь иметь еше одного мужчину в доме, чтобы было кому разделить с ним груз забот: эти девицы почти не выпускают его из дома. Пусть он стар, но еще крепок и может послужить хорошей защитой. А если он их дядя, что ему поделать? Так что его, можно сказать, связали по рукам и ногам.
Гризельда нахмурилась, словно что-то припомнив:
– Мой па знал в этих местах одного Арнольда… он и сам был скупщиком краденого. Как там его фамилия?
Она нерешительно взглянула на Стоукса, словно тот мог ей подсказать, и, просияв, воскликнула:
– Ормсби, вот как! Арнольд Ормсби!
– Хорнби, – поправила Мейда. – Да, это наш Арнольд. Он был в игре, но сейчас ему не до этого. Если он и выходит из дома, то дальше нашего кабачка нигде не бывает. Все ноет насчет былых времен и жалуется, что растерял все связи. – Она пожала плечами. – Если его племянницы останутся с ним, надежды никакой. Они занимают все его время.
Пожалуй, большего из Мейды не вытянешь. Он поймал взгляд Гризельды.
– Нам лучше идти.
Она кивнула.
Он встал, подождал, пока она сделает то же самое, и уронил несколько монет на стол, после чего швырнул Мейде шестипенсовик.
– Спасибо, милая. Хорошая жратва.
Мейда молниеносно поймала монету и, ухмыльнувшись, сунула ее в карман.
– Заходите еще.
Гризельда улыбнулась и помахала на прощание.
Стоукс схватил ее за руку и решительно повернул назад, к городу и цивилизации. Слова «никогда в жизни» звенели в его мозгу.
Пенелопа сидела в гостиной леди Карнеги, делая вид, будто слушает оживленные политические споры. Ноябрьский званый ужин леди Карнеги был одним из значительных событий в политических кругах и давался как раз перед окончанием парламентской сессии, после чего большинство членов парламента удалялись на зиму в свои поместья.
Сегодня был их шанс обсудить последние дебаты в обеих палатах.
Пенелопа ожидала прихода Барнаби.
Адэра наверняка пригласят на сегодняшний ужин. Помимо того, что он сын своего отца – а граф активно занимался политикой, – он еще был тесно связан с работой полиции, и это делало его ценным источником информации.
И, словно услышав ее мысленный призыв, Барнаби, в компании лорда Неттлфолда, вошел в гостиную, направился к леди Карнеги и что-то сказал. Та рассмеялась, похлопала его по щеке и отпустила. Неттлфолд последовал за ним, очевидно, собираясь продолжить разговор.
Барнаби остановился и оглядел комнату. Взгляд синих глаз обежал толпу и остановился на лице Пенелопы. Та на секунду встретилась с ним глазами и отвернулась к лорду Молино, защищавшему новые реформы. Барнаби остался на месте, беседуя с Неттлфолдом.
Прекрасно. Неттлфолд был одним из немногих в этой гостиной, кто принадлежал к ее поколению. Раньше он считал, что она присутствует на подобных вечерах, стремясь найти подходящую партию. На самом же деле она хотела быть в курсе последних политических тенденций, которые могли бы, так или иначе, отразиться на благоденствии приюта. Кроме того, здесь она могла встретиться с потенциальными спонсорами.
Она не хотела проводить вечер, отпугивая Неттлфолда.
Барнаби, очевидно, был того же мнения и, поскорее закончив разговор, стал пробираться к тому месту, где сидела Пенелопа.
Подойдя ближе, он взял ее руку.
– Добрый вечер, сэр, – промурлыкала она, обмахиваясь веером. Пришлось подождать, пока он и Молино обменяются приветствиями. К счастью, дела полиции Молино не интересовали.
Но тут подошел их хозяин, лорд Карнеги, которому не терпелось перемолвиться словом с Молино. Все четверо обменялись улыбками и расстались. Барнаби отвел Пенелопу к стене, подальше от беседующих, и, заметив решимость, горящую в ее глазах, прошептал:
– Мы пока не сможем уйти.
– Конечно, нет, – вздохнула она, обводя взглядом гостей. – После ужина. Вы знаете, как бывает, когда джентльмены как следует выпьют. Нас не хватятся еще несколько часов.