Но осуществление этого важнейшего пункта плана задерживалось по вине Шоходеба. Нет, не совсем по его вине — виноват этот знакомый Онукуля, которого зовут Упен-бабу.
Раздался стук в дверь.
— Ужин, мэм-сахиб?
«Ну и голосина же у этого разносчика!» — подумала Татия. Но едва она осторожно приоткрыла дверь, как в купе, чуть не сбив ее с ног, со смехом ворвался Шоходеб. Татия, опомнившись от неожиданности, изобразила сильный гнев:
— А если бы я от страха закричала?
— Ну и что было бы?
— Был бы скандал!
— Я скандалов не боюсь! А если б боялся…
Татия вмиг побледнела. Подхватив последние слова Шоходеба, она повторила их как вопрос:
— А если б боялся?..
— Просто-напросто я не был бы Шоходебом!
Татия расхохоталась — да так, что из ее глаз потекли слезы. И в этот момент снова раздался стук в дверь. На этот раз очень вежливый голос спросил:
— Сахиб, ужинать?
Шоходеб, еле удерживаясь от смеха, просунул за дверь бумажку в пять рупий и сказал:
— В десять часов! — и тут же запер купе.
Хохот одолел и его. Он пустился в пляс, точь-в-точь как герои кинофильмов на хинди, то и дело повторяя взахлеб: «Ужин, мэм-сахиб! Сахиб, ужинать!»
6
Проходя по коридору, Упен-бабу нечаянно заглянул в полураскрытую дверь одного из купе — и остолбенел от неожиданности: в купе сидел не кто иной, как Джоду-бабу! Джоду-бабу его, конечно, тоже увидел, но сразу отвел взгляд в сторону. Ни звука не произнес. Даже с места не сдвинулся. Упен-бабу, поколебавшись минуту, все же не решился заговорить первым и пошел дальше.
У окна стоял проводник и курил. Вот и он тоже уклоняется от своих прямых обязанностей: обходить купе и проверять билеты. Впрочем, кто ездит первым классом? Представители класса капиталистов. А у них небось билетов никогда не проверяют.
Возвращаясь из туалета, Упен-бабу решил все-таки зайти в купе Джоду-бабу. Что в этом такого? Ничего страшного. Мир не перевернется.
Конечно, Джоду-бабу, став членом парламента, наверняка считает себя очень важной персоной. Но не мог же он так просто забыть, что они вместе съели пуд соли в одной коммуне и как они вместе скрывались в подполье, организовывали митинги и демонстрации. Сейчас они далеки друг от друга, можно сказать, смотрят в разные стороны, но ведь как-никак, а выросли-то они оба из одного корня. И корень этот — марксизм.
Упен-бабу как решил, так и сделал. Открыл дверь купе, вошел и сразу сел на нижнюю полку рядом с Джоду-бабу.
— А, Упен-да?! — только и сказал Джоду-бабу. Что ему еще оставалось?
— Да, это я… — отвечал Упен-бабу. Он чуть было не добавил «товарищ», но язык все-таки не повернулся. Рана еще слишком свежа. Нужно время, чтобы она зажила. — Вот, товарищи послали меня подлечиться. Тут никак не поймут, что за болезнь. А я и подумал: почему бы мне не поехать. Заодно всем святым местам поклонюсь. Два дела сразу.
Джоду-бабу дернулся и вскочил, прижав к груди подушку, будто щит.
Упен-бабу тоже напрягся, словно готовясь отразить удар.
— Вы в вашей партии только и знаете, что ездить туда за советами да заветами!
Упен-бабу отпарировал:
— Нам новые заветы не нужны. Наша партия верна тем же заветам, что и прежде. А вот тот, кто им верность не сохранил, тот от нас и откололся. И что из этого вышло? Откололись от нас, а потом еще и сами раскололись не раз и не два[20].
Джоду-бабу понял, что спорить бесполезно: только злить друг друга. К тому же поддержки тут ждать не от кого. В первом классе, известное дело, едут одни реакционеры. Поэтому он решил прекратить спор шуткой:
— Ом! Во всем мире мир! Ом! Во всем мире мир![21] Ну а в остальном как дела?
Упен-бабу тоже понял, что разговора не получится: то, что сломано, словами не склеишь.
— Ну, я пойду, — сказал он, — а то припозднюсь с ужином, — и встал. На душе было горько. Но Упен-бабу не поддавался отчаянию. Значит, еще не настало время. Ломать легко. Воссоздавать трудно.
Уже стоя в коридоре, прежде чем закрыть дверь купе, Упен-бабу помахал рукой на прощание.
Когда дверь захлопнулась, у Джоду-бабу екнуло сердце. Вот так встреча… Через столько лет!..
Увидев через раскрытую дверь купе Упен-да, проходившего по коридору, он, конечно, сразу же его узнал и лишь притворился, что не видит, потому что не был уверен, захочет ли Упен-да говорить с ним. Забыть Упен-да было невозможно. Это значило бы забыть самого себя.
20
Имеется в виду произошедший в 1964 г. раскол среди индийских коммунистов, в результате которого образовались две партии: Коммунистическая партия Индии и Коммунистическая партия Индии (марксистская). От КПИ(м) впоследствии откалывались различные левацкие группы.
21
Ом — священный слог, часто произносимый в индусских молитвах и ритуальных формулах. В данном случае спародирована ритуальная формула: «Ом! Мир, мир, мир!»