– Пока ещё не твоя… – раздался приятный голос.
Сёмка увидел прозрачную фигуру женщины с прекрасным лицом.
– Мама!.. – ахнула лесовка.
– Вижу, ты мою дочь Олену от всего сердца полюбил. Помогу вам бежать, леший-то коварство задумал. До полночи совсем немного осталось, – сказала мать лесовки. – Только условия у меня такие: Олену ни в чём не неволить. Умрёт она, если забудет, откуда род ведёт. И от людей защитить. Согласен?
– Согласен, – сказал ошалевший от всех чудес Сёмка.
– Тогда не сходите с туманной дороги, – велела мать Олены. – Она сама вас к селу вынесет. И живите счастливо!..
Тотчас ноги погрузились в мягчайший пух, который светился и переливался. Сёмке показалось, что он вроде на одном месте стоял, тогда почему ветер щёки обдирал и в уши свистел? Только так и можно было понять, что Сёмка и Олена несутся куда-то с небывалой скоростью.
Не успел Сёмка надышаться стремительным весенним ветром, почуять все его запахи и очиститься от пота свежей влагой, как оказался с Оленой в своём дворе.
Матушка выглянула в окно, охнула и бросилась к печи. Из двери посыпались братики, запрыгали, закричали – кто эта девка и не Сёмкина ли она невеста.
Он им велел ворота запереть, чтобы любопытных глаз не было и в дом идти для серьёзного разговора. Но пока ворота запирались, братики сами успели всем доложить о Сёмкиной невесте, которую он привёз на двор на белом облаке вместо коня.
И когда семья налила чаю по второму кругу, в калитку забарабанили.
Мама вышла – перед нею стоял сельский староста, а за ним чуть не всё село собралось.
– Прослышали мы, что Семён в дом лесовку привёл, – сказал староста. – Только ты, Мироновна, много на свете живёшь и знаешь, что её нужно в соломе сжечь, чтобы мору и голоду в селе не было. Добром поначалу прошу: выдай лесовку. И будет всем мир. Не выдашь – пеняй на себя.
Мать высоко подняла подбородок, что означало: никогда она не согласится любую сыну девку предать смерти.
Но в это время распахнулось окно, и в нём показалась бабка, которую держали под руки меньшие братья.
– Лесовку сжечь хотите? – гаркнула она так, что вороны на овине всполошились.
– Только так можно беды избежать, – ответил староста. – Посевы погниют, ребёнок уже пропал – какой беды ещё ждать?
– Значит, если в соломе сжечь, беды не будет? – переспросила бабка и распорядилась: – Тащите солому.
Мама и Семён окно захлопнули, закричали:
– Не слушайте выжившего из ума человека! Не допустим смертоубийства на своём дворе.
А в ворота уже впихнули здоровенную вязанку соломы.
Открылась дверь и появилась бабка, поддерживаемая внучками. Снова крикнула:
– Ну вот она я, лесовка! Жгите меня для безбедного житья!
– Да что ты, бабушка, мы тебя знаем, не наговаривай на себя! – зароптали сельчане.
– Ничего вы обо мне не знаете! Мой Проша из лесу меня привёл! – стала яростно отбиваться бабка.
– А вправду, мы её родни никогда не видели… – зашептались люди. – И мужа свела в могилу рано, и сына…
– Ох, и горазды вы врать-то! Проша люб мне по сю пору, и погиб он на сплаве, товарищей выручая! А сынок мой, Мирон, на войне голову сложил! – раскричалась бабка.
– Тогда как ты докажешь, что лесного племени? – вкрадчиво спросил староста.
– А ты вспомни, как я сестрой своей лесовкой пожертвовала ради вас и детей своих, – горестно сказала бабка. – Не изловить бы вам её ни за что, кабы я не подманила. Жгите меня, я огня достойна за предательство роду-племени. Долго среди людей жила, а сейчас вижу, что зря.
– Да вруша она, ума-разума лишилась! – завопили женщины.
И тут вязанка соломы сама собой вспыхнула ярким пламенем.
Бабка, будто не лежала тридцать лет на печи, легко и плавно прошла по двору.
– Бабушка, не надо! – закричал Сёмка.
Но бабка уже таяла в огне, а дым разносил по селу запах лесных цветов.
И через миг на месте костра остался лишь пепел, который словно втянулся в землю. Никто бы не сказал, что здесь что-то жгли.
Народ зароптал.
– Тихо, люди! – возвысил голос староста. – Обряд мы совершили, лесовку предали огню. Стало быть, от многих бед избавились.
– А у них ещё одна лесовка есть, – вывернулась вперёд мельникова дочка Дунька. – Давайте и её сожжём. Откуда она? Чьего роду-племени?
– Люди! Почему мой сын не может взять замуж сиротку? – возопила Сёмкина мама.
– Могу, – серьёзно и веско сказал Сёмка. – Потому что она мила, добра и люба мне. А вот некоторые зазря который год по гульбищам бегают, а всё мужа найти не могут.
Под злое хихиканье Дунька нырнула в толпу, а потом, рыдая, припустила домой.
Когда вернулся из извозу Сёмкин батя, всё решили со свадьбой. Сёмка как на крыльях летал вокруг своего нового дома, достраивая его. И был безмерно счастлив. Пока не приходила ему в голову мысль о том, какой ценой достаётся всякое счастье.