И нервно и странно было стоять там, вспоминая, об этом.
Лиз хлопнула себя по полупустой сумке. Может, она могла бы забрать что-то ещё? Может, несколько старых школьных фотографий, а может, украшения, которые дарили ей тётки и покойная бабушка, или какие-то вещи. Она, сбегая, взяла так мало. А теперь будто был шанс…
Одёрнув себя от рассматривания содержимого шкафчиков, Лиз только скинула в сумку резную шкатулку, а надела джинсовку, которую ей расшивала Кэтрин в школе и которая проиграла бой за место в рюкзаке осеннему плащу. Нельзя заставлять Макса ждать, а то он, чего доброго, действительно пойдёт за ней!
Ступая бесшумно в мягких спортивных туфлях, Лиз выскользнула в коридор и, минуя двери гостевых и родительских спален, ванной комнаты и рабочего кабинета, который всегда был для неё запретным местом, добралась до большой библиотеки. Там до сих пор пахло книжными страницами, кожей и полиролью, мягкий узорчатый ковёр ручной работы, который горничные также мысли всегда вручную, глушил лёгкие шаги.
Книг было слишком много. Они поднимались стройными полками от пола к самому потолку и чем-то напоминали библиотечный архив, только менее упорядоченный и без лестниц на колёсиках. Как тут можно было хоть что-то отыскать! Лиз рыскала глазами по полкам, подсвечивая себе фонарём. Большинство корешков принадлежало художественной литературе. Часть — экономическим трактатам. Часть — историческим. Книги и по биологии, и по искусству, и даже какой-то потрёпанный учебник по математике! Казалось, здесь было вообще всё, но Лиз с усмешкой покачала головой: ни единой детской книжки! Неудивительно, что она увлеклась археологией: что ей было вообще читать? У неё с таким набором было два пути: в биологи, чтоб препарировать лягушек, или в археологи — к тем самым описанным в историко-художественных книгах сокровищам древних цивилизаций.
Лиз достала несколько книг и бегло пролистала их, не находя на страницах похожих картин. На самом деле она не помнила точно, где могла быть эта книга. Может, она вообще не тут! Может, она видела её у соседей или у деда в Мейдсетте, но туда не доехать так быстро, проще уж искать в архиве. Если только…
Лиз нахмурилась и прикусила губу, глядя на дверь. У неё был последний вариант: в доме книги стояли ещё в гостиной. И она очень опасалась туда спускаться. Слишком близко к столовой, из которой можно выйти на веранду, где проходил званый ужин. О том, что родители рассылают приглашения на полуночное барбекю, Лиз рассказала Агата, узнавшая это от каких-то знакомых, и Лиз решила, что возможности приехать лучше не будет: все были увлечены собой и хорошо проводили время на террасе. Никто бы не сунулся на второй этаж, пока не будет далеко за полночь. Но спускаться вниз она не планировала. Да и стоило ли рисковать ради какой-то книжки?
«Боже, я чуть в пропасть не свалилась из-за этой карты, — покачала головой Лиз. — Чего мне бояться внизу?»
И она пошла.
Лестница, укрытая ковровой дорожкой, ни разу не скрипнула. Никто из слуг не встретился по пути. Затаив дыхание и пригнувшись, Лиз прокралась вдоль лестницы и нырнула в приоткрытую створку дверей в гостиную. Там было слышно людей, пирующих на улице, и лёгкий шелест взбудораженной ночным ветром листвы. Окна стояли открытые. Через них и из коридора в гостиную заливался приглушённый свет.
Лиз воровато огляделась и поёжилась. Теперь вид гостиной вызывал только нервную дрожь. Она слишком хорошо помнила себя в том виденье, рыдающую на полу у дивана и прячущуюся в углу, потому что ей перекрыли все выходы на свободу. Наверно, на самом деле она ощущала себя так всегда, просто не понимала этого. Просто у неё всегда получалось бороться…
Лиз снова внимательно оглядела полки, часть которых занимали статуэтки, и вытянула с них несколько книг по живописи и истории. Сев на колени на пол, она начала листать и вдруг заметила: на второй снизу полке три книжки с детективными историями подозрительно выдавались вперёд, хотя не выглядели особо длинными, чтобы не вставать вровень с остальными.
Прикусив губу в предчувствии чего-то важного, Лиз вытащила все книжки и обнаружила ЕЁ — огромную, в плотной белой обложке с золочеными углами и теснением на названии: «Художественная культура Эмеральдских островов». Почти как наяву Лиз увидела себя десятилетнюю, скитающуюся по особняку, бессмысленно дёргающую за листья комнатные монстеры, передвигающую статуэтки и тыкающую в корешки книжек, отодвигаю те вплотную к задней стенке. Взрослые собрались в столовой, кузены не брали её в свои игры, потому что она, видите ли, девчонка, и ничего, что на яблони она вскарабкивалась ловчее любого из них троих. Принимая своё отчуждение, Лиз занимала себя сама и в один момент, валяясь на ковре, заметила эту книгу. Детская ручка сама потянулась к толстенному золотому рельефному корешку, и в итоге, пока все о ней забыли, Лиз сидела на полу в гостиной и рассматривала картинки на глянцевых цветных страницах. Первая невероятная редкость и осознанная роскошь попала в её руки и стала её личным сокровищем. Лиз её прятала за другими книгами, которые никто и не думал читать, и часто возвращалась к ней, постепенно начиная не только разглядывать, но и читать.
У неё точно не было другого пути!
И вот теперь она снова сидела на коленях на полу и листала эту книжку как завороженная, совсем не замечая шаги в коридоре.
— Боже мой, — выдохнула она. На одной из цветных фотографий на неё смотрело то, что она искала: рыжеватая гора с густым ельником и розоватая дымка над ними.
В тот момент Лиз была так рада, что очнулась лишь когда свет, проникающий в гостиную из коридора, заслонила тень.
— Элизабет⁈ — воскликнула мать. Лиз, перепуганная, захлопнула книгу и обернулась. — Что ты… — Мать осеклась и, войдя в библиотеку, заговорила приглушённым, полушипящим шёпотом: — Что ты здесь делаешь?
— Ничего. — Лиз поспешно поднялась, прижимая к себе книгу. — Я сейчас заберу это и уйду. Будто меня здесь и не было.
— Нет, погоди, милочка! — Мать прикрыла дверь и пошла на Лиз, прямая, с расправленными плечами, и в темноте лицо её казалось одновременно грозным и до глубины души поражённым. — От тебя два года ни слуху ни духу, и ты вот так врываешься в наш дом, будто какая-то воровка? Через окно?
— Мне было нужно, — сказала Лиз. — Для работы.
— Что же у тебя за работа такая⁈
— Не важно. Я нашла то, что мне нужно, и просто уйду. Сделай вид, что меня не видела, и живи дальше.
— Шарлотт! Где ты там⁈ — раздался громкий голос отца, полный негодования и нетерпения.
— Я сейчас, Говард! — крикнула мать.
— Не говори ему, — взмолилась Лиз, отступая к окну.
Ужас перед отцом продолжал сковывать её даже сейчас. Она была готова: на шее висел кулон против чтения, но это лишь внешняя защита. Внутри она всё ещё чувствовала себя маленькой девочкой, на которую накричат, которой дадут пощёчину или оплеуху, поставят в угол или запрут в комнате. Как будто сам образ отца мог закрыть сейчас все двери и опять посадить её в клетку.
— Шарлотт! — Его тяжёлые шаги послышались в столовой, которую от гостиной отделял лишь узкий коридор. — Мы заставляем гостей ждать!
— Я уже иду, Говард! Только приоткрою окна в гостиной. В доме очень душно. — Она обернулась к Лиз и прошептала: — Уходи.
Лиз распахнула глаза, от неожиданности даже забыв, что стоит поспешить.
— Иди давай, — строго прошептала мать, и Лиз закивала. Подхватила сумку и бросилась к окну.
— Спасибо, — прошептала она, садясь на подоконник.
— С кем ты там разговариваешь⁈ Я слышу голоса!
— Ни с кем, Говард, тебе кажется!
Шаги ускорились.
— Скажи ему, что я угрожала тебе пистолетом, — фыркнула Лиз. — Он поверит, с него станется.
Она спрыгнула и помчалась вниз по холму через сад.
— Элизабет⁈ — слышала она крики отца. — А ну вернись сюда, дрянная девчонка! Да как ты смеешь!..
Крики не стихали, били в спину и гнали всё быстрее и дальше от особняка. Она прыгала через камни, не обращала внимания на дорожки, даже слишком ловко перемахнула через забор, протолкнув через его прутья сумку и книгу, будто те были смазаны маслом, и сама не заметила, как оказалась у машины Макса, пока её вдруг не согнуло пополам. Казалось, что лёгкие сжались, желудок свернулся, а в голове что-то оглушительно звенит. Сумка тяжело упала на землю, но пальцы, как будто онемев, сжимали толстый том «Художественной культуры».